Во глубину Сибирских руд - 3

Так начался первый в моей жизни отпуск, рядом  с матерью, которую я потерял в семь лет и встретил в шестнадцать. Разговорам и воспоминаниям не было конца. Я ей рассказывал о своей жизни, отвечая на ее вопросы. Сама она была
немногословна. Это еще было время, когда она не хотела смущать мою шестнадцатилетнюю душу излишней отрицательной информацией. Утром она уходила на работу в зону. Я гулял по окрестностям, вокруг лагеря. Иногда она даже брала меня с собой в лагерь, выписывая соответствующие пропуска. Этот лагерь был относительно мягкого типа, сюда пригоняли отработанный материал из других лагерей. Я несколько раз видел, приводимые пешком к лагерным воротам, группы заключенных, окруженные многочисленным конвоем. Люди были измождены, держались друг за друга. Внутри лагеря режим был уже не слишком строгий, работа, как я понял, в основном состояла из  вязки грубых ватных рукавиц, очевидно для металлургии. Около больницы был небольшой сквер, со скамейками, где я иногда сидел, ожидая, когда  закончится рабочий день матери. Я постоянно был окружен заключенными, работа которых была связана с больницей. Со мной заговаривали,  расспрашивали о событиях моей жизни, о жизни на воле вообще. Их можно было понять, они были давно вырваны из нормального бытия, прошли такое, о чем было невозможно рассказать. Когда мать приводила меня в столовую, на меня сбегались смотреть  поварихи и другие кухонные работницы, это все были заключенные. Многие, узнав о моем предстоящем проезде через Москву  в Ленинград, обращались ко мне с просьбой передать письма и живой привет своим близким. Почти все они были убеждены, что их родные будут счастливы поговорить со мной, они захотят уточнить подробности их жизни, как от свидетеля общавшегося с родным им человеком. Таким образом, я ехал с кучей адресов и в Москве и в Ленинграде.   
           Несколько дней мы с мамой провели в самом, Мариинске. Конечно, понятия об этом городе я не получил, но я в основном обратил внимание на то, что болело у меня на душе. На улицах было много опустившихся людей, хотя в первые послевоенные годы, их было много везде. Но мне показалось, что в этом городе их было намного больше, поскольку к жертвам войны присоединились жертвы Гулага, которым некуда было ехать после освобождения, или которые потеряли волю к борьбе за восстановление своего попранного человеческого достоинства, и опустились до недостойного уровня.