Состоялась премьера в Доме кино. Зал был переполнен. На сцену я вывел 30 человек из группы, остальные остались в зале. Я не обдумал свое поведение на сцене, а речь моя не была осмыслена вообще. За что мне и пришлось расплачиваться спустя три дня.
Едва я начал говорить, как со мной произошла странная вещь - отказал язык. Я, с трудом шевеля им, представил каждого члена группы, испытывая при этом адовы муки. И далее подряд совершил ошибку за ошибкой: сказал о высоких духовных целях картины; о том, что на просмотрах в Пензе и Тарханах залы аплодировали стоя, плакали (нужно впредь тщательно готовить свои речи в стане врагов, не метать бисер, не открывать сердце). Через три дня, 13 мая, в Кремле на съезде кинематографистов враг отыгрался на моих ошибках.
Просмотр проходил в напряженной тишине, но в моментах показа антагонистов Лермонтова критически настроенную зрительскую массу Дома кино явно корежило, в зале раздавалось скрытое шипение.
После картины вокруг нас образовалось кольцо тех, кто принял фильм, прочие обтекли нас и растворились.
На следующий день в ресторане Дома художников я дал товарищеский ужин группе. Накрыли на 80 человек, пришло - 50.
Без алкоголя, без угара посидели, прощаясь надолго. Сказали слова радости и благодарности за совместный труд.
И не хотелось прощаться.
Чисто мы начали картину,
чисто завершили ее,
чисто простились.
Свободное копирование
