Лето было жаркое. Созрели хлеба. У райкома комсомола стояли машины. В кузове было тесно от битком набитых вещами мешков и молодежи.
Последние напутствия провожающих, и машины тронулись в путь. Мы отправлялись в колхоз помогать убирать урожай. Ехали с песнями, шутками. Было весело, хотя жарко и душно.
Нас ждали. Мы были нужны, и это вселяло в нас чувство гордости. В то время я дружила с Мусей Сницер (Муся умерла после войны). Мы держались вместе. С ней мы вместе вступали в комсомол.
Устроили нас в клубе. На полу было сено для сна. На козлах – длинные доски вместо столов; здесь мы питались. Выделили нам и повариху.
На работу будили в шесть часов утра. Мы скирдовали сено, работали у молотилки, ссыпая золотистое зерно в мешки, готовили пшеницу для будущего урожая, пропуская через аппарат с химикатами (от вредителей). Крутили ручку вручную по очереди. В конце дня так уставали, что с трудом добирались до своего жилья и бросались в душистое сено. Спали без сновидений до утра. Никому в голову не приходило отлынивать, работали с энтузиазмом, усердно.
Пробыли в деревне месяц. За это время нас навестили родители, навезли городских гостинцев. Колхоз кормил нас незамысловато (щи, каша или картошка). На прощанье устроили для колхозников концерт. С тем же концертом ездили в соседний колхоз по просьбе председателя. Вернулись домой усталые, загорелые, с обветренными лицами и исколотыми соломой руками, но довольные, с хорошими характеристиками и благодарностями.
Жизнь снова ритмично запульсировала: спорт, драмкружок, политзанятия, комсомольские собрания. В школе уже не училась. Работы пока не было, устроиться было трудно. Безработица. Тысяча девятьсот двадцать восьмой год.
Я заскучала.
Свободное копирование
