Культурная программа.
В годы учения мы были частыми посетителями филармонии. Как жаль, что теперь из-за пожара она надолго закрыта.
«Веселые ребята», «Серебряные струны, «Добры молодцы», « Пламя»,«Песняры», которых после скандала Волгограде, правда, не пустили к нам, Вольф Мессинг, различные солисты, джазовые коллективы – мне уже трудно припомнить все гастролирующие у нас коллективы и солистов.
Мы регулярно заходили в билетный холл филармонии – там всегда первыми вывешивались афиши будущих гастролей. И брали билеты, потому, что, не смотря на долгие, 2-3 дня, гастроли с двумя концертами билеты купить было трудно. Цены были вполне подъемными для студента – максимум 1- 2 рубля.
Это теперь наши «звезды» сделали свои концерты элитными, собирая на единственном концерте громадные суммы. Тогда искусство действительно принадлежало народу.
Мне эти походы особенно памятны одним случаем.
К нам гастроли приезжал первый раз джаз-роковый ансамбль Алексея Козлова, уже имевшего очень большую известность и всячески зажимаемый тогдашними официальными култрегерами.
Вот под предлогом этого концерта жена уже упомянутого Мамыра, Людмила Болеславовна, девушка очень интеллигентная и добрая, по своей собственной инициативе решила познакомить меня с Леной. Лена дочерью ее более старшей подруги, которую все и в семье и в среде близких знакомых звали - и она сердилась, если кто позволял иное – нежно и ласково - Лялей.
Намерение было твердое и похвальное, я был, конечно, согласен, осталось, лишь, найти было повод для первой встречи, а там уж как бог решит.
Мама Леночки тоже, кажется, не возражала, - девушка уже заканчивала Медицинский, а ни с кем еще не встречалась, да и желания особого не имела. Хотя была отнять не дурнушкой, а наоборот, красивой девушкой яркого южного типа, с нежным румянцем на белой коже лица, трогательной родинкой у рта, с короткой стрижкой волнистых вьющихся волос.
Конечно, на меня были даны самые лучшие рекомендации – мол таких и мальчиков нынче не бывает. Но, согласие – конкорд, было не полным.
Как потом мне говорила Ляля, эти настойчивые предложения познакомить «хорошим мальчиком» вызывали у нее чувство отторжения. «… И зачем мне это нужно и для чего?», - думала она.
Вот тут на помощь пришел случай в лице приезда этого ансамбля. Мне удалось путем очень сложных комбинаций купить четыре билета – два предназначались Людмиле и Мамыру, ну а два – Лене и мне, быть может.
До последнего часа Ляля отказывалась идти в филармонию, и только настойчивые уговоры Людмилы, да и не в последней степени любопытство к нашумевшему ансамблю склонили, наконец, девушку к этому самому согласию.
« Схожу, - подумала она, - что, с меня убудет, а ансамбль, говорят интересный».
И вот я стою с билетами в руках у дверей филармонии, как ни странно, в отличном расположении духа – имеется в виду, что почему-то нисколько не волновался, а, наоборот, настроение радостное и приподнятое.
На горизонте появилась моя студенческая супружеская пара, а с ней незнакомая девушка, на которой лица, как говориться, не было. Нервничала и Люда, оказывается, в последнюю минуту Ляля снова наотрез отказалась идти на концерт.
Но вот все треволнения позади, мы в зале. Концерт был потрясающий, ничего подобного я, на пример, тогда не слышал. Драйв просто стеной шел. Народ бесновался, свистел, выскакивал на сцену. Видно предчувствуя это, администрация долго не начинала концерт, охлаждая возможные будущие страсти.
Во время концерта несколько раз совершенно неожиданно гас свет в зале, и отключалась звуковоспроизводящая аппаратура.
Ну, что там концерт, вот девушка была… Мне нравилось в ней все – и облик, и ее
смущающиеся черные южные глаза, когда мы встречались с ней взглядом, и смеющиеся полные губы.
Я был в ударе, сердце бухало в груди молотом. Комментировал происходящее, и как мне казалось, довольно удачно. И это, а, наверное, в большей степени эмоциональное воздействие музыки, незаметно растопило лед отчуждения, и, после проводов Ляли домой, в моей записной книжке значился заветный номер телефона. Да, музыка оказалась волшебной силой, которая нас еще «не связала», но подтолкнула друг к другу.
И начались встречи… Мы бродили по городу днями, вечерами и ночами, и говорили, говорили… и все нам было мало. Была весна, цвела сирень… и был апрель. Голову у меня напрочь снесло.. О чем мы только не говорили - и о прекрасном острове Крым в реальном исполнении и подаче Василия Аксенова, о Гаутаме – что значит «постигшему истину, просветленному»…
А между тем, Ляля заканчивала учебу, у нее начались госэкзамены. Ее родители не ожидали столь бурного романа. Я был приглашен сначала на дачу, где в неофициальной обстановке я и познакомился с ее родителями. Наверное, впечатления были не самые худшие, потому стал я бывать и в их огромной сталинской квартире. Люди они были не бедные, оба преподаватели в ВУЗе.
Помнится, как мы пили шампанское вдвоем у них на квартире после окончание учебы, а все сосуды и вазы в комнате, даже два фарфоровых тазика были заполнены пурпурными розами – все это вчера принесли гости на вечер, посвященный окончанию института.
Надо сказать, что она была избалованным ребенком, родители и бабушка в ней души не чаяли и все решали за нее, а ее совершенно не заботила своя дальнейшая судьба - этим занимались мама и папа. У мамы была очень востребованная врачебная специальность, поэтому, наверное, были и связи и деньги.
А я чувствовал себя неважно – донимала хроническая пневмония, а может и что-то потяжелее, еще последствия школьного вояжа в Волгоград.
Меня всего корежило, я похудел, хотя и до этого не страдал избытком веса. Болела грудь, любовь мне явно шла не на пользу, хотя, с другой стороны, после свиданий с Лялей, все на время исчезало. Видно, радость духа врачует человеческое тело.
И еще – я очень ощущал наше социальное неравенство. Мне было трудно вообразить, как я впишусь в эту семью, а Лялю бы на квартиру родители вряд ли отпустили, да и сама она бы не пошла.
Жить у них и волей-неволей пользоваться их основательной квартирой, хорошим ко мне, отношению я бы не мог. Хотя родители были хорошие и ко мне относились довольно доброжелательно – возможно, не последнюю роль играло то, что я был парнем их любимой дочери.
Пришло время расстаться на лето – я оставался в городе, на практике, а Ляля уезжала в Крым, в Планерское, на Кара-Даг.
Сколько я разговоров наслышался об этом чудесном месте, побывал и сам, правда, значительно позднее, и без Ляли. Меня как-то коробило, что она совершенно не сожалела о расставании, не пригласила, хотя бы из вежливости, приехать, Она была поглощена только собой.
Прощание было долгим, бурным, с клятвами и уверениями. Потом пошли письма. Помнится слова из письма о прощании: - «Сначала я хотела написать, что и как думаю о нас, но прошло несколько дней – и мне стало просто смешно вспоминать наши проводы». Возможно, после нескольких дней отдыха на море все это действительно показалось ей мелким и смешным, соленое море все смыло. А мне показалось все горьким и странным.
Все свои чувства я излил в большом и сумбурном письме. Ответа не последовало. Дни проходили за днями, вот уже и Ляля должна была вернуться.
Я решил, что если между нами было что-то настоящее, надо дождаться ее зова. Встретились мы через несколько лет.Да и теперь, иногда, встречаемся взглядами в...филармонии или консерватории.
Марк Твен написал в «Приключении Тома Сойера», одной из моих любимых и сейчас книг, фразу о том, чем и когда следует заканчивать книгу.
Это не прямая цитата, но ее сущность. Книгу о детстве надо заканчивать, где удобней, описании взрослой жизни надо остановить на свадьбе.
Перефразируя его мысль, конец произведения должен быть естественным и подчиняться внутреннему ритму повествования.
Руководствуясь его мудрым поучением, я решил, что последний из конспектов об учебе в институте надо закончить, естественно, последней сессией, преддипломной практикой и защитой дипломного проекта с сопутствующими событиями.
Беда в том, что об этой светлой поре у меня по существу вопроса написано в конспекте немного.
О последней сессии воспоминаний не сохранилось вовсе, потом началась преддипломная практика, которая прошла быстро и незаметно.
Уже в феврале все необходимые данные для дипломной работы почти у всех студентов были собраны, кроме, пожалуй, тех, которых направили в другие города. У тех практика длилась гораздо дольше, точно по плану.
Парадоксально, но в основном, туда поехали жившие в Саратове студенты, так сказать, хлебнуть воздуха свободы. Мы, жившие в общежитии, за пять лет учебы этого вольного воздуха нахлебались досыта, и поэтому постарались остаться.
И вот ситуация – документация собрана, но тема будет утверждаться только в апреле, тогда и начнется «последний бой».
Сидеть еще месяц в общежитии не было смысла, и многие из нас разъехались, кто домой, кто еще куда.
Стипендия на пятом курсе составляла что-то около 50 рублей, ко всему прочему я умудрился сдать последнюю сессию на пятерки, поэтому сумма прожиточного месячного мартовского минимума выходила неплохая, помнится, рублей семьдесят, если не больше. Были припасенные для этого случая о «соцнакопления».
Билет до Ленинграда стоил порядка 20 рублей,для студентов - 10 рублей вот я и решил познакомиться с этим прекрасным городом, где я никогда не был, хотя там жили мои двоюродные братья с семьями, с которыми поддерживалась эпизодическая переписка.
