авторів

1427
 

події

194041
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Aleksandr_Fedorov » Студенческие конспекты. К.13 - 4

Студенческие конспекты. К.13 - 4

21.08.1971
Пинск, Брестская, Белоруссия

Эпизод III.

«Гори костер подольше, смотри не догорай, а завтра лагерю скажем: - «Прощай, прощай, прощай…».

Вот и закончились лагерные сборы. Последняя ночь в лагере, утром его разборка и домой, домой…

«Дембель неизбежен, как крах империализма» - так нас учили старослужащие…Теперь, наверное, это выражение изменилось в связи с новыми историческими условиями.

  Каждый день лагерных сборов, согласно традиции, ночью, сразу после отбоя хором из оставшихся 180 глоток посылался …не очень далеко. Ну, что поделаешь, традиция придумана была не нами.

   А перед сном, в курилке, каждый вечер наш местный поэт Андрей пел под гитару им же сочиненные иронические куплеты о событиях сегодняшнего дня. Один даже запомнился, но ввиду некоторой нецензурности не решусь его точно воспроизвести. Написан он был, как и все, на злобу дня и был посвящен такому «позорному явлению», как ночное отправление естественных потребностей студентами.

  Наш простейший туалет был в сосняке, метрах в 60 от палаточного лагеря. И отправляться туда ночью без всякого освещения было просто невозможно. Поэтому народ отходил немного и делал свое дело. Это расстояния варьировалось довольно широко в зависимости от степени культуры оправляющегося и его физиологического состояния.

  И вот какой-то бедолага только приготовился сделать свое черное дело прямо около палатки, как его желание пресек дежурный по лагерю.

  На утренней поверке его имя было предано гласности, и уже вечером зазвучала новая частушка (приведена возможно близко к цензурному варианту и с пояснениями, чтобы слова каждому ясны были): - « А (фамилия виновника торжества), пид…с (мужчина с нетрадиционной сексуальной ориентацией, жаргон), обос…л (действие, обозначающее небольшое физиологическое отправление) он всех зараз».Тем самым явление было пресечено в корне, по крайней мере вблизи лагеря.

  И так, последняя ночь… Мы оказались то ли брошенными всеми офицерами, то ли свободными. Этим состоянием каждый распорядился по своему. Кто-то двинулся в ближайшие женские общежития крупнейшего тогда в Европе текстильного комбината, где работали практически одни девушки, кто-то в город…Я точно не знаю, честно говоря, куда ушла почти четвертая часть лагеря. Оставшаяся часть тоже проводила это время с пользой для себя. У курилки, которая состояла из железной бочки, закопанной в песок, и скамеек вокруг нее, собрался весь оставшийся контингент. Почему-то сиротливо горела только одна лампочка на столбе около грибка дежурного по лагерю. В бочке же был разведен огромный костер.

  Андрей исполнил на бис полный свой песенный репертуар за сборы, потом начался рассказ всяких анекдотов и действительных почти анекдотических случаев из нашей лагерной жизни. Подозреваю, что некоторая часть курсантов была нетрезва.

И вдруг неожиданно раздались выстрелы в костре и мимо нас с визгом стало что-то проносится. Как потом выяснилось, несколько наших старослужащих сержантов утаили часть учебных боеприпасов и толовых взрывпакетов, которые им выдавались для раздачи курсантам при проведении учений. У других как-то застряли и боевые патроны со стрельб. И вот все это было вывалено потихоньку – я, например, этого не видел – в костер. Как потом оказалось, летели разорванные гильзы от АК-47 и пули от него же. Все бросились от костра. А тут раздались взрывы.
 Взрывной волной от такого взрыва, почти под моими ногами, меня оглушило, сбило с ног и запорошило поднятым взрывом песком глаза. Как оказалось потом, дело это было рук нашего сержанта Бородина, уже почти тридцатилетнего недоросля, бросившего стограммовый взрыв пакет. Он и раньше вел себя как-то, как говорят сегодня, неадекватно.

Далее события разворачивались стремительно. Услышав выстрелы и взрывы в расположении части, караул части был поднят «в ружье» и занял позиции – окопы - для обороны.
Когда караул немного разобрался в обстановке, к нам в лагерь прибыл дежурный по части с начальником караула. Они скомандовали общее построение в одну шеренгу. Положение усугублялось тем, что ни одного из наших строевых офицеров, ни кафедральных в лагере не было.

 Сначала дежурный, мерно ходя вдоль строя, рассказал (по-видимому, намеренно, чтобы кто-нибудь по глупости не вылез сознаваться), что полагается по уставу за хищение боеприпасов,  потом предложил выдать их. Нашел дураков! И конечно, никто не поспешил это сделать.

 Потом нас решили пересчитать. Это превратилось в какую-то веселую игру. Мы на разные голоса по несколько раз называли номер своего расчета, счет оказался даже больше требуемого.

 После третьего пересчета, давшего три очень разные цифры, дежурный решил пересчитать нас сам. Но так, как наша шеренга растянулась почти на сто метров, было темно, а офицер считал нас подушно, неторопливо идя вдоль шеренги, не знаю, по чьей команде, уже сосчитанные курсанты перебегали, пригнувшись, за строем, и пристраивались на левый фланг. После второго пересчеты по новой системе, который тоже показал превышение количества студентов над требуемым, нам предложили разойтись по своим палаткам.

 Вызвали сержантов, командиров отделений. Нашего Гнутова, помнится, не было. Тогда его гимнастерку с погонами (командный состав их имел, в отличии от простых смертных) напялили на Менжереса и он ушел. Скоро он прибежал и сказал, что нас в палатке будут обыскивать и опять пересчитывать.
 После этих слов он тут же полез под нары, закапывать хранящуюся у него там минометную мину времен второй мировой – в этих местах, видно, были бои, и боеприпасы, особенно артиллерийские пироколлоидные пороха-макаронины, часто встречались, особенно после дождя, прямо на поверхности почвы.
 Здесь, по слухам, еще в первую мировую взорвали поляки, которым принадлежала тогда эта территория, свой артиллерийский склад. Так, что что-то из перечисленного арсенала было у каждого, и все бросились это прятать в палатке, благо она стояла прямо на грунте – песке.

  К этому времени, наверное, офицеры поняли, что произвести все запланируемые действия невозможно, и нас решили оставить в покое, по крайней мере, до утра, до подхода свежих сил.

 Все гадали, чем вся эта заварушка кончится. Наутро появились офицеры, началось общее построение. Надо сказать, что к утру практически все вернулись. И командование решило все замять, ведь нам уже надо было вечером отправляться домой. А до этого разобрать лагерь, сдать все имущество.

  И только один курсант погорел, умудрившись вывалится из леса прямо на построение. За что и получил две недели губы. Все поехали домой, а он остался, да еще пришлось ехать за свои деньги, которых у него на данный  момент отсутствовали. Как потом мне рассказали, он крепко выпил у девиц из общежития трикотажного комбината. И неменее крепко уснул. Ночью, слыша стрельбу в лагере и взрывы, его пытались разбудить, да куда там.

А нам зачитали приказ об окончании лагерных сборов и представлению к званию лейтенантов.
  Последний раз мы под звуки марша «Прощания славянки», исполняемого нашим же студенческим оркестром, мы прошли, чеканя шаг, мимо наших командиров.
Было и радостно на душе и как-то немного грустно, ведь в лагере прошла неповторимая и невозвратимая небольшая часть нашей жизни,  и не самая плохая. От музыки «Прощания…» у меня до сих пор щемит сердце и глаза влажнеют, вы уж извините за такие подробности.
 Вспоминается припев этого марша, сочиненный безвестным нашим товарищем по таким сборам: -
«Прощай, не горюй,
   Труба завет в поход.
                        Лишь крепче обними да поцелуй,
              Когда вернусь из лагерей!»

Дата публікації 03.08.2014 в 07:52

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: