17.VIII. 1/2 6 (8) утра.
Как условлено, 1/2 ч. тому назад бедная М. Вл. с Иришей пустились в путешествие по озеру. Я затворял за ними двери в кухню. Я еще раз предложил поехать самому, но М. Вл. настаивала, чтобы предоставить ей: я уеду, она должна знать, где искать хлеба. А у бедной смертельно рука болит -- в заплечье не то растяжение жил, не то ревматизм, не то расширение вен. Господи, неужели мы доживем до будущего 1/2 августа? Вскрываю дневник свой за прошлый год: хлеб стоил 16 к. фунт, теперь 5--10 р. фунт! Настолько резко изменились условия к худшему, что приходится и реагировать на них иначе, приходится думать о переброске на юг. Но ужас берет при мысли, как мы поедем трое суток с пересадками. И себя, и главное, детей совершенно замучим. Довезем ли? И затем, мне нужно возвращаться в Москву, если возмет Бажанов, -- служить, наколачивать необходимые деньги.
Служба. Вся независимая печать закрыта, правительственная перестала давать какие-либо извещения. Никаких! Лишь из случайного приказа революционного военного совета восточного фронта узнаешь, что главнокомандующим восточного фронта состоит некто Вацетис и начальником штаба некто Майгур, и что главной квартирой выбран Арзамас. Из этого же приказа No 1-й ясно, что обнаглевший враг угрожает всем завоеваниям великой революции рабочих и бедняков, что наступил "грозный час", "будет победа -- будут праздники, а пока этой победы нет".
Из этого можно догадываться, что Нижний Новгород или уже захвачен чехословаками, или ему угрожает опасность. Арзамас от Нижнего в значительном расстоянии. Из того, что приказ жалуется на "праздники" (два дня подряд местные учреждения не могли дать сведений), видно, что одушевления в защите родины нет никакого. Если есть главнокомандующий восточным фронтом, стало быть еще не одна, а несколько армий, но велики ли эти армии -- вот вопрос. Сам Вацетис, по словам Рониса, латыш ("Вацетис" -- немец), бывший командир латышского полка (полковник генерального штаба). Из русских генералов не нашлось после Муравьева ни одного надежного и столь важный пост пришлось вручить латышу. Но почему латыш станет защищать интересы Германии против чехословаков? М. б., он герой, как и вообще латыши-храбрецы, но ведь их горсть, и может ли на них опираться оборона против целой коалиции великих держав, надвигающейся с Востока? Ясно, нет. Стало быть, вся стратегия нынешнего правительства -- сколь возможно долее продержаться в ожидании общей, всесветной революции.
Она очень допустима, -- ее можно бы назвать неизбежной, если бы не возможность, что тяжкая война раздавит самые элементы революции. Если восставать, то народам следовало восставать на 2-й, на 3-й год войны. Теперь немножко поздно: вся молодежь народная в буржуазных странах перебита, армия держится мальчишками да калеками. Старые поколения даже социалистов настолько обуржуазились, настолько утомлены, что вряд ли способны на смертельный бой с буржуазией, которая не везде же столь безоружна, как у нас. Возможно, что и в Германии, и во всех культурных странах правительства уже сорганизовались для борьбы с бунтом, и попытки его будут подавлены, как предсказывает Джек Лондон ("Железная пята"). Но тебе-то что? Ты уже решил быть вне политики. Тебе, старику, задавленному большой семьей, одна забота -- спасать ее.
Будь хлеб в Валдае -- никуда бы я не тронулся из этого угла, где Бог послал мне свою крышу, свой огород или место для хорошего огорода. Вот беда: надо служить, чтобы питать семью (нужно минимум 5 ф. хлеба в день). Служба -- пока еще маячит надежда -- в Москве, на заводе, где выделываются нужные для крестьянства вещи -- подковы. При всех режимах это нужно, стало быть, это то идеальное, что и нужно взять.
3 ч. дня. Дождь льет, как из ведра. Почты нет. Работы нет. Полная неизвестность. Единственная радость, бедной М. Вл., удалось продать деревянный ларь за пуд хлеба. Стало быть, в общем мы обеспечены почти на месяц. Сейчас иду домой -- кровать, книга и по всей вероятности своя же.
7 ч., дома. Вместо долго и до страсти ожидаемых писем из Москвы -- пустое письмо от Спасовского. Полная апатия, прострация, нежеланье дате думать о чем-нибудь, нежеланье барахтаться. Завтра приедет из Москвы Ник. Банин и если там тихо, то и я еду, насильно выталкиваю себя, хотя бы просто на разведку. Надо выяснить положение с Баженовым, Сытиным и попытаться достать занятия у Балтийского. Если остаться здесь -- о чем мечтает М. В. и что, вероятно, будет вынуждено, нужно зарабатывать много, ибо расходы на стол растут невероятно. Читаю некоторые старые свои статьи и убеждаюсь, что во мне заживо похоронен был своеобразный мыслитель. Не судьба была выйти на иную, великую дорогу. Сам я, очевидно, не успею издать лучшее, что мной написано, но завещаю это моим детям -- если они действительно мои дети и будут иметь хоть немного идеализма в душе. Глубоко жалею, что не выполнил этой работы тогда же, когда задумал -- в 1912 г.
Свободное копирование
