И вот однажды в жаркое летнее утро, когда Васильев испытывал новую машину, я с мамой была дома. Все мои мысли были на аэродроме. На ночь для питья около нашей постели всегда стояла старинная нюренбергская кружка с кипяченой водой. Окна были открыты. Совершенно не сознавая того, что делаю, я, проходя мимо окна, выплеснула в него оставшуюся в кружке воду.
– Мама! – тут же испугавшись, воскликнула я. – А вдруг я облила кого-нибудь?
– Что ты! – мама даже улыбнулась. – Ведь мы на третьем этаже, к тому же день такой жаркий и такая капля воды; да это будет всего горсть водяных брызг в воздухе, и больше ничего!.. – С этими словами мама принялась за шитье, а я взялась за щетку, чтобы подмести пол, но в это время в передней послышался звонок, другой, третий – звонили, не останавливаясь.
Я бросилась открывать дверь. Передо мной стоял хорошо одетый молодой мужчина с шикарным желтым портфелем в руке.
– Кто вылил воду из окна вашей квартиры?! – задыхаясь от негодования, проговорил он. – Кто?!
– Я… это моя вина, – и не думая отрекаться, призналась я, хотя фасад третьего имел двенадцать окон.
– Как вы смели?! Я составлю акт, я оштрафую вас! Я приведу милицию! – продолжал он кричать.
– Прошу вас, зайдите к нам! Прошу вас! – Схватив за рукав незнакомца, я тащила его к нам в комнаты. Многие двери уже открылись на крик незнакомца, любопытные, злорадно улыбавшиеся лица выглядывали в переднюю.
– Это безобразие! – продолжал кричать незнакомец. – Выливать на голову прохожих грязную воду!
Но, несмотря на свой гнев, он все-таки повиновался и, увлекаемый мною, вошел к нам.
Очутившись на пороге, он сразу переродился: взгляд его скользнул по венецианской люстре, портретам, мебели, по блестящему, натертому паркету и остановился на маме. Он умолк и вежливо ей поклонился.
Мама встала ему навстречу, и он назвал себя. Фамилия незнакомца была Янушевский, имя его и отчество тоже были чисто польские (но я их не помню)…
В это время я уже успела пробежать во вторую комнату, схватила злосчастную нюренбергскую кружку и вынесла ее незнакомцу как вещественное доказательство моей вины.
Ах, как она была красива! Ее серебряная крышка была тончайшей резной работы. На пестром фаянсе изображены охотники, обвешанные дичью, с полными ягдташами за спиной, со сворой охотничьих собак входящие в придорожный трактир выпить пива и погреться около пылающего камина.
– Вот, – сказала я, протягивая Янушевскому кружку, – здесь был остаток чистой кипяченой воды, которую я для питья ставлю обычно себе на ночь… Простите меня… я сделала это машинально… я очень волновалась…
– Волновались? Из-за чего? – уже спокойно спросил он.
– Мой муж сейчас в полете… он испытывает новые самолеты…
– Ваш муж летчик? – живо спросил он. – Простите… Могу ли узнать, как его фамилия?..
– Васильев.
– Николай Алексеевич?
– Да.
– Боже мой!.. Так это ваш муж?.. Я же прекрасно его знаю! Я работаю с ним… я сам инженер, строю ангары для самолетов, в настоящее время представляю новый проект ангаров… мое изобретение… Боже мой! Простите, я так виноват перед вами, простите Бога ради за мою горячность. Когда вспылю – ничего не помню, не соображаю. Я приношу тысячу извинений…
Свободное копирование
