Очень быстро я нашел купца не из вечников. Сторговался за семнадцать тысяч (тысяча семьсот). По рукам! Вещи, самые необходимые, в ящики, все остальное вместе с домом – как и сторговался. Деньги на бочку, магарыч пополам.
Обернулся я на свое детище – и вроде не мое оно, чужое, словно и не жил, и не строил, словно и не было вовсе.
Вся наша комната у Гарика превратилась в одну кровать. Все вповалку, на полу. Проходит неделя, проходят две. Хожу на работу, шурую котлы, а в голове одна мысль: что предпринять? Пошел на риск, так надо идти и дальше. Под лежачий камень вода не течет. Дождался зарплаты, написал Наумчику заявление об увольнении. Тот глаза вытаращил:
– Куда ты?!
– В Москву, Наумчик.
– Да кто тебя пустит? Ты что, очумел? Никого ж не пускают! Дом на кой-то хрен продал, а теперь, видишь ли, в Москву. Да тебя посадят, вот увидишь.
– Прошло время, Наумчик, сажать, сейчас отпускают, а не сажают. А дом продал потому, что как начнут отпускать, так все свои дома побросают – продавать некому будет или цена им будет грош, так отдашь.
– Ну а говоришь, что не аид, ты жид стопроцентный.
– Ты, Наумчик, так говоришь потому, что вы умных русских не видели, за дураков их считаете. Вспомни, как я Певзнера на место поставил!
– С какого числа расчет берешь?
– Завтра не выйду. Прощай, Наумчик, спасибо тебе за все добро твое, счастливо оставаться. Я поехал!
Свободное копирование
