Златокудрая Маришка, выросшая на овсяном отваре, бойко бегала по комнатам. «Кля, кля, мля, мшя, ля, ля». Головка ее все так же пахла солнышком, хотя солнышко давно скрылось на много месяцев. Коленька таскался по урокам, обучая томных «бабетт» премудростям языка и гармонии.
В кабинетах давно исчезли «любимые черты», вместо них висел Никита, показавший всему миру «кузькину мать». Полковники до поры, до времени вложили в ножны свои карающие мечи. Вся их забота теперь была как бы сохранить свои «маршальские» звезды, ибо привыкли они на Севере выступать по-маршальски, не видя и не замечая никого, кроме тех, чьей кровью они питались. «Доноров» партиями освобождали все те же полковники, багровые хари которых сильно осунулись и побледнели. Тяжела для них была эта работа. Сажать – куда веселей, многие, не выдержав, уходили на заслуженный отдых.
В лагерях денно и нощно работали московские комиссии, рассматривая дела, реабилитируя, освобождая крупными партиями. На все наши вопросы мы получали один ответ: «В первую очередь тех, кто в лагерях, вы ж на воле». Я накатал на имя Генерального прокурора прошение о пересмотре дела и о реабилитации. Получил немотивированный отказ.
Написал вторично. Отказ. Многие из ссыльных рискнули съездить домой на побывку. Вернулись – никто им двадцать каторжных лет не предложил отсидеть. Упорно ходили слухи, что в отношении ссыльных есть указание отпускать. А где проверить, как узнать? Комендант жмет плечами. Приближался март 1956 года. Еще более упорные слухи, что есть указ, а его не выполняют местные власти, боясь оголить шахты. План-то надо выполнять, лагеря отощали в рабочей силе.
Мысли разные и противоречивые, слухи одни других хлеще и настойчивей. Если начнется массовый исход, дом не продашь, бросишь, как все их побросают. Продать, пока не поздно? А как без него, где жить? Нас четверо. Поделился я своими мыслями с Гариком, приятелем по Абезю. У него свой дом, жена Томка, калининская девчонка, и ребеночек. Переезжай ко мне, я тебе комнату одну освобожу, коль уезжать, то я свой шанхай брошу, кому он нужен. Продавай свою хату, она хоть денег стоит. С этими идеями я пришел домой. Я прекрасно понимал, что решать надо мне, но в то же время на мне лежит вся ответственность за непредвиденные обстоятельства, а кто их предвидеть может? Может статься так, что ни дома, ни свободы. Тут риск, кабы я был один, мне и думать не о чем. Все эти и многие другие соображения «за» и «против» выложил я на семейном совете. Если продавать дом, то продавать его со всем барахлом, взять только самое необходимое, упаковать в ящики и к Гарику в сарай. Мнение было у всех одно и самое трудное: «Сам решай!» И я решил, решил самое рискованное – продать.
Свободное копирование
