«У меня ни кола ни двора, будешь ты – будет все!» – писал я эти строчки не для красного словца. Когда я их писал, у меня был свой, хоть и маленький, но свой угол, вернее, комната и кухонька на чердаке старой бани. Это была точка отсчета, с которой можно было начинать свое движение. С потерей ее я, а затем и Варюшка оказались на водокачке. Необходимо было, поставив кол, строить двор. Как, где, из чего, я уж не говорю на что? «Бедному жениться ночь коротка». Слава Богу, на Инте ночи длятся месяцами, а посему главное – не унывать, но, кроме этого, думать и думать. Как строить – понятно, руками, вот этими, других нет и не будет. А вот из чего? Инта – это полное отсутствие лесоматериала, да и не только досок, бревен, но и каждый гвоздь – проблема. Ночи, вечные ночи. Одну ночь эти мысли волнуют меня, когда я лежу на столе Наумчика в депо, следующую, когда я лежу с Варюшкой за занавесками – преградой для глаз, но не для ушей. О эти уши! Они-то и подгоняли меня больше всех. Мозг сверлила одна-единственная мысль: «Из чего строить дом?» Варюшка мирно спит, а мои глаза напряженно смотрят в потолок, там ища ответа.
– Ты чего не спишь? – проснувшись средь ночи, спросила Варька.
– Дом строю. Спи.
И все же однажды ночью озарило. «Ба! Эврика!» Неужели нашел выход? Ящики! Ящики! Ящики! И доска, и гвоздь. Шесть одинаковых щитов – в каждом по восемь досочек, в каждой доске – два гвоздя. Тут пошла уже высшая математика. Ясно, что найден материал и гвоздь в придачу. Нижний венец – из старых шпал. Стойки, а их надо очень много, – крепежный лес. Его эшелонами гонят на шахты. Из него же – верхняя обвязка и стропила. А там – ящики и триста раз, а то и больше, ящики. Я видел их горы на базе Интторга. Брать самые большие. Бегом на базу. Тары уйма. Нахожу я средь всего этого раздолья ящики, обитые фанерой изнутри. Эврика! Еще и фанера в придачу. Гофрированные картонные коробки из-под папирос – это же прекрасный утеплитель. Обить им хату изнутри. Шлака у депо – горы. Им засыпать промеж щитов. Оштукатурить снаружи, печь, и я уже вижу: дым идет из трубы. Так я строил ночами, поочередно, то на столе в депо, то в объятиях Варюхи – в них он строился быстрей, а дым валил из трубы до самых небес, отчего Варюшка как-то сказала мне на ушко: «Я забеременела».
От этого дым повалил еще сильней. Под всполохи северного сияния, при свете звезд вонзалось острие кирки в девственную утробу вечной мерзлоты. Отступя метров шестьдесят от водокачки, углубившись в «сады Черномора», где сосны и ели дремали, окутанные снегами и морозным инеем, я закладывал свой, наш дом, в чем помогали мне мои лагерные друзья. Сейчас, ночью, я больше не спал и не сторожил, а воровал все, что сгодится мне на стройплощадке. Все в депо знали, что я строюсь. Наумчик показывал те места, где под снегом могли быть бревна. Ночами и «днями» я закапывал, таскал и возил. Я продал свой новенький костюм, пальто и на эти деньги купил триста ящиков, обитых внутри фанерой, ящиков из-под трикотажа. Каждый надо было аккуратно разнять на щиты, вытащить все гвозди, каждый выправить. Щиты рассортировать по одинаковым размерам и отдельно их сложить.
Когда я на водокачке объявил о том, что я немедля начинаю строить дом, ко мне в компанию напросился Гайк. Я отказать не смог, хотя меня это мало устраивало: одному хоть тяжелей, но спокойней. И я был прав.
Дальнейшая жизнь убедила меня в этом. Гайк больше надеялся на мои руки, чем на свои. Впоследствии пришлось твердо поделить стройматериал и поставить вопрос: это твое, это – мое, при надобности я тебе помогу, но за тебя строить не буду. Это всегда ведет к осложнениям, а их и без того уйма.
Гайк поджидал «дэвочку», которая должна выйти на свободу к весне; я же поджидал ребенка к осени, и строить дом для его «дэвочки» я наотрез отказался. Строй сам. Вкопал в мерзлоту «стулья», толстые столбы, подняв их на метр от земли. На них положили из старых шпал нижний венец.
Свободное копирование
