Наша начальница санчасти имела в зоне огромную власть, так как была женой старшего оперуполномоченного всех Абезских лагерей, а это – фигура. В каждой лагзоне обязательно есть опер, или, по лагерному, кум – «крестный отец». Поле деятельности его обширно и неограниченно. Он представитель ГБ в лагпункте. Это всевидящее око, всеслышащее ухо – судьба каждого заключенного у него в руках. Он – маршал целой армии стукачей, он наматывает новые статьи и дополнительные сроки, создавая и стряпая лагерную 58-ю, утверждает штаты на основании своих досье всей лагобслуги. Начальство лагеря негласно подчинено ему. Перед «кумом» все трепещут. Чуть поскользнешься, и ты в его сетях. Этот паук тут же приступает к трапезе, выбраться из его лап непокалеченным невозможно. Первое, что он делает с жертвой, запугивая ее всеми карами, – завербовывает, превращает в стукача и в послушное себе орудие, обещая многие льготы и самое важное в зоне – теплое местечко. Многие, кто страха ради, кто из-за подлости, клюют на эту наживку и запутываются окончательно. Это самое страшное, ибо сей паук высасывает до отказа. Стукач – самое опасное и самое презренное существо. Стукач по натуре своей – мерзавец и трус, подлая душа, за миску каши предающая и закладывающая. Стукача все презирают и в то же время боятся. Но его не так-то легко раскрыть и обезвредить, так как за ним стоит всесильный «кум».
Как-то в нашу санчасть на 3-м ОЛП в Абезе с этапом пришел доктор, некто Казанцев. Работать он стал на приеме в амбулатории, размещенной в одном бараке со стационаром, в котором я работал фельдшером. До его прихода к нам у нас все было спокойно и гладко: среди нас не было явных стукачей. Стукачи из больных, известные всем, лежа в стационаре, не знали наших внутренних дел и стучать не могли, да и боялись. Мы довольно долго не могли понять, кто стучит. А кто-то явно стучал. Нам вольняшки приносили кое-что из-за зоны. Меж собой мы не таились, будучи уверенными друг в друге. Внезапный шмон – и ОХРа находит то, что найти трудно. Явно среди нас появился стукач. Кто? Все шары на Казанцева. До его прихода к нам было тихо. Стукача можно опознать по роже так же, как Иуду среди апостолов. Рожа доктора Казанцева нам казалась подозрительной, манеры его тоже, но самым отвратным в нем было его отношение к больным, бездушное и издевательское. На приемах в амбулатории он не утруждал себя даже выслушать жалобы, не то что измерить давление, прощупать, простукать. От одного его вида меня колотило. Перед ним стоит старик, жалуется на сердце, а он кричит фельдшеру:
– Эдик! Дай ему термопсиса.
Сволочь! Я внутренне кипел от бессилия и от ненависти. Мы все это примечали, ненавидели и не знали, как нам от него освободиться. Явная сволочь, явный стукач, а за ним – «кум».