Этап отошел от вахты и двинулся на Воркуту через белые снега тундры. Я перелистнул еще одну страничку жизни. Пересылка! Сердце не обмануло меня. Пересылка все набивалась и набивалась «отбросами производства». Подходили к вахте все новые и новые пополнения, среди которых был и Коленька. Найти в этом муравейнике нужного тебе человека то же самое, что в стоге сена иголку. Бараков много, пойди обегай, а тут посчастливилось, и мы встретились. Нам обоим было что рассказать друг другу, и для этого на пересылке было достаточно свободного времени. Первое, что спросил меня Коленька:
– Ты меня не будешь бить?
– Для этого я только и просился на этап, зная наверняка, что тебя встречу. Сейчас резать буду!
Я обнял этого малого, доброго, дорогого мне человека, давшего мне так много в жизни, а тюрьма – ведь тоже жизнь!
– Коленька, голубчик, неужели я не понимаю или не знаю, какими клещами на Лубянке вытягивают «признания». Я сам через все это прошел, и мне ли не понять и не простить, да и прощать нечего. «Кто за судьбой не идет, того судьба тащит» – это ж твои слова. Значит, мне через все это необходимо пройти.
Я подробно рассказал ему все, что было со мной и на Лубянке, и тут, на Воркуте. Рассказал ему, как я рвался на этот этап, чтобы встретиться с ним.
– Я от доктора Сарнота узнал, что ты на Воркуте работаешь в санчасти, а главное, что ты инвалид.
Мы вместе воткнулись в один барак, и нам обоим было что рассказать.
– Сапоги украли, сапоги украли! – Кто-то бегал и орал, что у него украли сапоги.
Коленька был в армейских сапогах. Подбегает к нему тот тип и заявляет, что это его сапоги, тащит надзирателя:
– Вот, он украл у меня сапоги, снимай, это мои сапоги. Вертухай смотрит на Коленьку, на сапоги в нерешительности.
– Я – профессор! – заявляет Коленька. – Профессор!
– Козел ты, а не профессор! – отвечает ему вертухай.
– Это ты – козел! А я – профессор!
Вертухай, опешив, махнул рукой и отошел. Тот тип побежал по бараку искать свои сапоги. Поди найди.
– Да ты, как я вижу, блатным в лагере стал.
Начались переклички по формулярам.
– Арцыбушев!
– Я!
– Номер?
– У-102.
– Статья?
– 58–10.
– Срок?
– Шесть!
После переклички подходит ко мне маленький и тощий Некто.
– Вы Арцыбушев?
– Да! А что?
– Фамилия редкая. У вас родственника не было по имени Михаил?
– Был. Дядя! А откуда вы его знать могли?
– Да так, пришлось, – уклончиво ответил Некто.
Меня заинтересовала особенно уклончивость ответа. Коль знаком был, то почему не сказать, раз сам начал интересоваться. Впоследствии я установил, что некто – Алиутский, в 1930-х годах был крупным чекистом, завом какого-то спецотдела на Лубянке. В 1937 поплыл по лагерям и плавает до сих пор. Узнав его подноготную – а в лагере это не так трудно, – я понял, откуда сей муж мог знать моего дядю, ими расстрелянного в 30-е.
«Взявший меч, от меча и погибнет!»
Потом я встречался с ним не раз и спрашивал его, откуда все же? От ответа он уклонялся, а я-то все знал, но помалкивал. Думаю, что он меня боялся, как бы я его не прирезал, не ровен час.
Свободное копирование
