Наконец я добрался до Кафана и там несколько дней ничего не делал, только приходил в себя. Уничтожил мешочек сухариков, который получился, потому что девчонки маленькие не съедали свою норму, и слопал два или три пакета заменителя сахара, сахарина, у немцев отнятого, им торговали нелегально. Я этот сахарин разводил в кипятке, и эти сухарики быстро восстановили мои силы.
Приходили знакомые, соседи. Я им несколько вечеров рассказывал о моем путешествии в Москву. Всем было весело, и я тоже смеялся. И опять я поступил в конструкторское бюро, уже на более высокую ставку; я уже значился не учеником конструктора, а конструктором-механиком. Немножко погодя мне еще дали заведовать библиотекой в Рудоуправлении, но это было чисто символически; никто эти книги на французском языке не брал. Я приходил, сидел несколько часов, наводил порядок и уходил. Но зарабатывал достаточно хорошо.
Это был конец 1945-го года — начало 1946-го. В это время мои родители уже уехали с Северного Кавказа и оказались в Свердловске, уже год как там жили. Я решил к ним поехать. И выехать туда было опять-таки очень сложно. Сестре моей Ираиде дали путевку в Евпаторию, и мне ее можно было сопровождать. Таким образом я ее довез до Евпатории, посетил Крым, совсем пустынный и безлюдный, грустный после войны.