В последний день пребывания моего у Ермолова, подойдя к его широкому креслу, где погружалась его массивная фигура, я сказал: "Теперь, прощайте, благословите меня!"
-- "Хорошо, брат, изволь! В моем благословении есть что-то могущественное (слово в слово). Многих оно охранило в минуты чрезвычайной опасности. Стефани знаешь? Да один ли Стефани!"
Армейский поручик Стефани, отправляясь в венгерскую кампанию, в 1849 году, получил благословение Ермолова. В одной битве главнокомандующий послал его в телеге через горы в отряд великого князя Михаила Павловича, с депешами. Стефани наткнулся на венгерцев, которые дали по нем несколько залпов, когда он несся мимо их во всю прыть лошадей. Как-то случилось, что все пули прошли довольно счастливо. Поручик был ранен, но не опасно, впрочем кровь лилась сильно и это его ослабило. Он прискакал в отряд Михаила Павловича, едва живой, подал великому князю пакет и упал. Впоследствии, когда он оправился, ему было дозволено носить постоянно фуражку. Его можно было нередко видеть в Москве, в разных публичных местах и на улицах. Он подпирался тростью. Имя его все знали. Знали и о благословении Ермолова.
Ермолов стал раскачиваться и поднялся во весь гигантский рост, превышая меня, по крайней мере, головой. Я немного наклонился и чувствовал, что огромная ручища летает надо мной в воздухе. Потом он снова тяжело опустился в кресло.
Не могу не заметить об его руках: это были совершенно исключительные по грубости кожи руки, казалось они покрыты не простою человеческою кожей, а какой-то чешуей. Рассматривая их однажды, я вспомнил рассказ Марлинского, в "Аммалат Беке", где Ермолов отсекает кинжалом голову быку -- штука, очень редко удающаяся и восточным джигитам, требующая и силы, и сноровки, и частого упражнения. Откуда у главнокомандующего кавказской армии могло быть такое упражнение? Я спросил об этом факте у Алексея Петровича, он отвечал, что с ним никогда ничего подобного не бывало.
-- "А был силен, нечего сказать! И здоров: я в 50 лет чувствовал себя как иной в 20. Если не нахожусь с утра до ночи в самом усиленном движении, в разъездах по горам, в осматривании чего-нибудь, по мне по всему пойдут бывало сейчас пупырья".
И такого-то богатыря судьба усадила с 1826 года за письменный стол, в четыре стены кабинета, когда ему были еще нужны и конь, и поля, и горы!....
Свободное копирование
