Лето мы прожили с мамой вдвоем, а осенью ее арестовали. Приехали ночью четверо, перерыли весь дом — чердак, кладовку, куда мы и не заглядывали. Да и что у нас можно найти? Подпольную типографию? Просто рыли по инструкции. Так прошла вся ночь — мы сидели с мамой в разных концах комнаты занемевшие. Наконец наступило утро. Нам разрешили подойти и обняться на прощание. Мы обе были уверены, что расстаемся навсегда. Скрипнули ступеньки террасы, я прислушалась и рухнула на близстоящий столик; на нем лежало мамино платье, которое она оставила мне. Я сжимала его в руках и, не сдерживаясь, давала волю своему горю, которое подошло еще ближе ко мне, чем арест папы, и теперь открыло путь для страданий уже моих собственных.
Это был конец лета 1938 года, я осталась одна, окончив девятый класс. Знакомые и друзья не оставляли меня с моими заботами. Нужно было отапливать зимой дачу, заготовлять, привозить, колоть и пилить дрова, учиться и главное — иметь деньги, чтобы жить. Ничего этого у меня не было. Кроме того, нужно было ходить по разным тюрьмам, чтобы узнать, где находится мама, жива ли она. Передачи тогда не разрешали и свиданий не давали. У меня не было даже зимнего пальто, мама не успела его заготовить. Готовых вещей тогда не продавали, нужно было покупать материю и шить. Впереди был десятый класс.
По совету близких друзей я пустила на дачу жильцов. Они заняли одну комнату и стали мне немного платить, взяв на себя заботу об отоплении. Таким образом, я оказалась в тепле с очень небольшой суммой денег. За этот год меня очень пригревала семья Тани Гладкой, особенно ее бабушка Вера Ивановна.
Как ни горевала я об утрате родителей в то время, но я была захвачена предстоящим поступлением в Университет. Все время подготовки к выпускным экзаменам я провела у Гладких, мне сшили даже выпускное платье. Выпускной бал был на славу, и как только кончилось веселье, я принялась за занятия. Как всегда много читала, играла на рояле, немного себе готовила. Иногда приезжали мои подруги. Через некоторое время одна из моих подруг предложила мне странную, но очень хорошую для меня работу. Она работала на Союзмультфильме в цехе прорисовщицей. Я ходила к ней в студию на два-три часа и читала вслух художественную литературу художникам-прорисовщикам, которые сидели в цехе за рисованием. Каждая из них платила мне по двадцать копеек в час. Таким образом, за сеанс набиралось три-четыре рубля. Я чувствовала себя на седьмом небе, даже откладывала на черный день!
