Наконец прошел учебный год. Дети оказались очень способными и понятливыми. К началу нового учебного года эвены и чукчи привели значительно больше детей, да и сами попросили разрешения учиться вместе со своими ребятами. Так на Камчатке возникла первая школа с обучением на русском и корякском языках. Огромной радостью для меня было то, что в конце концов и взрослые, и дети поняли, что такое грамотность и какая от нее польза.
Вспоминаю еще некоторые интересные подробности из жизни местного люда. Представители камчатских народностей, населявших эти необозримые просторы северо-востока страны, не имели фамилий. Исключение составляли давно обрусевшие камчадалы и казаки — пришельцы с берегов реки Лены и из Якутска. Тунгусы и орочены разделялись по родам (например, Долганский род, Уяганский и т.п.). А чукчи и эвены различались по юртам, присваивая себе имя старшего обитателя юрты. Все это приводило к путанице. Вот почему во время одного из моих пребываний в Петербурге, где я решал ряд неотложных проблем, мне дали право присваивать отдельным семьям, из числа просвещаемых мною туземцев, фамилии, составляя при этом надлежащую книгу записи населения.
Для того, чтобы туземцам стало ясно и понятно значение фамилии, я давал их сообразно с характерными чертами главы семьи или по способностям. Например, у меня учился эвен — староста всего своего острожка. Он отличался особой сообразительностью, причем научился быстро, красиво и ровно писать. Ему я дал фамилию Писарев. И надо было видеть его радость, его гордое сознание отца, у которого дети, и внуки, и дальше, из рода в род, все будут Писаревы, в память его умения красиво писать. А другой туземец — один из лучших охотников на медведя — получил фамилию Медведев.
Некоторым для памяти фамилии приходилось вырезать на дощечках или кусочках кости, потому что если я делал отметку с указанием присвоенной фамилии на бумаге, они эту бумажку употребляли на курево. Меня, тогда молодого иеромонаха, удивляло и угнетало то обстоятельство, что подавляющее большинство населения, как мужчины, так и женщины, курили табак, а также жевали привозимую американцами лемесину или жвачный листовой табак. Поразило меня еще и такое зрелище, наблюдаемое в одной из семей: ребенок не более четырех лет сосал материнскую грудь, а потом вскарабкался на колени к отцу, взял у него из рук дымящуюся трубку с табаком и сунул себе в рот. При этом он даже не поморщился. На мой недоуменный вопрос отец ответил спокойно:
— Пусть привыкает! Все равно будет курить, тем более что уже привык и даже не кашляет. Наоборот, плачет, если у него отнять трубку.
Свободное копирование
