Вести о войне были для меня, как и для всех, совершенно неожиданными. Они застали меня в Павлинове, в тот самый момент, когда я отдыхала после выпускного вечера. Нюси как раз 22-го была у мамы в Смоленске и, т.к. началась мобилизация и все дороги были забиты, не смогла в тот же день выехать в Спас-Деменск, а приехала туда только 24-го. А я поехала к ней в Спас-Деменск и там её встретила. Она мне передала, что мама просила меня не приезжать пока домой, т.к. в Смоленске небезопасно. Но мы с Нюси решили, что мне лучше поехать и уговорить маму уехать из Смоленска.
26-го я села в поезд, но приехала в Смоленск только 27-го под утро, в самый разгар воздушного налёта. Я сейчас вспоминаю свои ощущения, когда впервые услышала гул немецких самолётов, разрывы бомб и грохот зениток. Мне тогда ещё не верилось, что это всерьёз, что это настоящая война, и я с любопытством смотрела из окна вагона на трассирующие пули и вспышки ракет. Но когда в городе ухнула фугасная бомба, и возле вокзала загорелся пакгауз, мне стало страшно.
Дождавшись отбоя и рассвета, я побрела в город. Ещё не было 6 часов, но трамвай уже ходил, народ спешил в разные стороны с чемоданами, узлами, тюками. Мамы дома не оказалось, она ночевала в институте, и я, поспешно надев противогазную сумку, пошла её искать. Мама согласилась, что из Смоленска надо уезжать. Даже при всей своей дальновидности мы не могли предполагать гибели родного города, поэтому решили много вещей с собой не брать.
На следующий день мы сели в поезд – последний пассажирский, отходивший из Смоленска, и поехали к Нюси. О дальнейшей судьбе города мы узнали от многочисленных смолян, которые приехали в Спас-Деменск, т.к. туда были переведены почти все областные организации.
