В августе 1957 года мне дали очередной отпуск. А накануне я выслал документы в Свердловский горный институт с просьбой принять меня в студенты. Никто об этом не знал. Только Даша да Саша — теперь уже Александр Павлович, который тогда работал в газете в Сыктывкаре и обещал на первых порах помочь мне материально.
Поехали всей семьей в отпуск. В Свердловске расстались. Даша с дочкой уехали в Мордовию к матери, а я пошел искать общежитие горного института.
...250 человек зашли в 164-ю аудиторию писать письменную работу по математике. Многие минут через 30—40 стали выходить. Я решил все задачи, а с последней зачухался. Время уже прошло. Гляжу, преподаватель собирает листки работ, а я в этот момент нахожу решение! Кое-как дописал концовку, перепутал синусы с косинусами (в написании) — и сдал работу. Оценка — «4».
Теперь литература и русский язык. Сочинение. Темы: «Образы коммунистов в «Поднятой целине» М. Шолохова»; «Партия сказала: надо! — комсомол ответил: есть!» (Это свободная тема, о целинниках надо было писать). И третья: «Образ обывателя в произведении А. П. Чехова «Ионыч». Я избрал последнюю тему.
Я хорошо помню этого «Ионыча», суть рассказа, но вот фамилии действующих лиц — никого. Забыл. Доктор Старков? Старцев? Стариков? Екатерина? Катенька? И этот, который: «Умри, несчастная!» Федя? Петя? Черт побери, забыл имена всех действующих лиц. Но сочинение написал. Когда вышли в коридор, меня один спрашивает:
— Слушай, а что это за Ионыч? Первый раз слышу.
Мне любопытно. Меня вызывают преподаватели — старушки, которые сидели на экзамене.
— Вы Мурзин?
— Да.
— Это ваша работа — про Ионыча?
— Моя.
Женщины расспросили, в каком году я окончил школу. Я сказал, что в 1942-м. Прошло 15 лет. Можно и позабыть некоторые имена. Они посмеялись, поудивлялись вдоволь и поставили «4».
Теперь физика. Здесь проще. Где-то отвечал уверенно, где-то путал. Оценка тоже «4».
Наконец, математика. Устный экзамен. Ну, тут не греши. Тут меня не возьмешь — бесполезно. Память у меня была удивительно емкая. Да и любил я математику, а поэтому и опыт в решении задач был большой. Я непрерывно, всегда, даже в лагере, решал задачи.
«Допрос» шел молча. Спрашивала ассистентка, а сам преподаватель увлекся потоплением одного абитуриента — Сычева. (Сычев после окончания института погибнет у нас в Североуральске на шахте, в опрокидывателе. Завалить надо было Сычева ещё тогда, может, не попал бы он в шахту, где нашел смерть.)
Я подал ассистентке листы с решениями задач и ответами на вопросы билета. Она проверила их молча. Молча написала математическое выражение на бумажке: дескать, реши. Я бумажку взял, поставил знак равенства к выражению и тут же дал ответ. Она снова пишет пример, я — ответ. Она — пример, я тут же — ответ. Она посложнее, я — ответ. Эта «перестрелка» шла молча за столом, и, когда кончилась, она обратилась к преподавателю: что ставить этому человеку? А тот:
—Решайте сами. И оценку ставьте.
А сам опять принялся за Сычева.
Не могу объяснить почему, но она мне поставила только «4».
Последний экзамен — немецкий язык. Перевести текст обычный без словаря, технический текст — со словарем и разобрать предложение. Текст — биография В. И. Ленина. Я её и так знаю: родился в Симбирске. Отец (фатер), мать (муттер). Инспектор и понемецки так же звучит, музыка — тоже. В общем, перевел — там и нечего переводить. Со словарем технический текст тоже перевел.
Через два дня вывесили список принятых. Я — в списке.
Семен Дмитриевич Трепачев удивился:
—Как так? Ты же в отпуск уехал. Ну что ж, узнаешь теперь, как жить на стипендию.
Конечно, я колебался. Изнервничался. Повторял непрерывно: «Добрые люди заваливают экзамены, а я вот возьми да сдай». Вроде как попытку делал, а все всерьез вышло.
Мама, Даша и брат Александр меня наконец настроили оптимистически.
Свободное копирование
