Наша новая квартира в Куйбышеве была на первом этаже, большая, трёхкомнатная. Окна кухни и одной из комнат выходили во двор, а двух других комнат - на улицу. Перед одним из окон была колонна, украшавшая дом, но совершенно закрывавшая нам обзор, так, что кроме этой колонны мы из этого окна ничего не видели. Помню, что бабушка Варя сетовала на это. Но и такая квартира была для нас счастьем после почти пятилетнего скитания по частным домам и гостиницам.
Самарская улица, была вымощена булыжником. Если выйти на неё из нашего дома и пойти направо, то она сначала поднималась вверх, а потом спускалась вниз к песчаному берегу реки Самарки, которая и дала прежнее, а теперь и нынешнее, название этому городу. На берегу была пристань паромной переправы. Когда паром подходил к берегу, с него съезжали телеги, которые тащили грустные, безучастные ко всему лошади. В телегах сидели бородатые мужики. Бороды у них были длинные, почти до пояса. У некоторых стариков седые бороды были зеленоватыми у подбородка. Это меня очень удивляло и почему-то вызывало какое-то отторжение. Проходя мимо них, я старался не дышать. Ехали подводы к нашему дому. На противоположной стороне Самарской улицы была то ли какая-то лавка, то ли база, на которой они что-то закупали в мешках и грузили на подводы. Часто это заведение было закрыто. Тогда лошади все с тем же безучастным видом стояли на обочине улицы прямо под палящим солнцем, а мужики садились в тени вдоль этой самой базы и ели чёрный хлеб с яблоками. И когда мы с мамой проходили мимо них, сладкий запах яблок перебивал все другие запахи улицы. Мужики обсуждали какие-то свои мужицкие проблемы и не обращали на нас никого внимания, а я с подозрением посматривал на зеленоватые бороды стариков. Но, несмотря на эти странные бороды, мне казалось, что чёрный хлеб с яблоками - очень вкусно. Дела у папы на работе шли хорошо, он довольно скоро стал заместителем начальника отдела. Отдел насчитывал человек тридцать. У Таты хранится фотография отдела. В центре начальник - небольшого роста средних лет худощавый еврей в полувоенной форме. Тогда это было модно, видимо, брали пример со Сталина, который на всех довоенных портретах изображался в защитном френче и защитных брюках, заправленных в сапоги. Начальника звали, насколько я помню, Иосиф Давыдович Хейфец. Рядом с Хейфецем - молодой ещё папа в цивильном костюме. Папа и мама, шутя, говорили о Хейфеце: "Маленький, плюгавенький, плешивенький, паршивенький" Я это запомнил и когда он однажды пришёл к нам в гости, я, поняв, что это и есть тот самый Хейфец, стал говорить: "А, маленький, плюгавенький, плешивенький, паршивенький". Уж не знаю, как родители вышли из этого пикантного положения.
Свободное копирование
