Памяти мамы - 6

В 1925 году мама пошла в школу. Школа размещалась в старинном соседнем доме. До революции и этот дом принадлежал С.С. Бутурлину. Одно время его снимали кн. Трубецкие, потом там размещалась гимназия, которая после революции стала просто школой. Дом этот размещался недалеко от улицы Грановского, где поселились многие руководители нового государства, а дети их стали ходить в эту школу. Среди своих соучеников мама называла некоторые громкие по тем временам фамилии.

   Теперь в этом здании на Знаменке размещается училище имени Гнесиных.   Как-то в Москве были похороны на правительственном уровне. Хоронили то ли аэронавтов, разбившихся на стратостате, то ли ещё каких-то героев того времени. Один из знатных одноклассников позвал маму идти вместе на это мероприятие. Шли они среди самых высокопоставленных провожающих. Внезапно пошёл дождь, мама промокла и чувствовала себя очень неуютно. На неё обратил внимание идущий рядом Будённый:   - Я смотрю, ты совсем замёрзла, синеглазая. На, возьми, укройся.   И он снял с себя кожаное пальто и набросил его на маму.   Так мама с этим будёновским пальто и дошла до крематория. Чтобы попасть туда, нужно было пройти то, что теперь называется фейсконтроль, но командармское пальто вопросов у охраны не вызвало, и мама стала свидетельницей последнего этапа похорон. Почему-то тогда считалось необходимым посмотреть через специальный глазок на сам процесс кремации останков. На маму огненное погребение произвело самое неприятное впечатление. Рассказ об этом событии она обычно заканчивала словами:   - Только вы меня, пожалуйста, не кремируйте.   Зимой по выходным дням бабушка вместе с маленькими тогда тётей Варей, тётей Ирой и мамой ходили гулять в сквер около храма Христа Спасителя, тогда ещё не взорванного.   Мама вспоминала, как шли они однажды мимо какого-то забора, на котором огромными буквами было начертано слово из трёх букв. Бабушка направила на него свой лорнет, а поскольку в те годы были широко в ходу всевозможные аббревиатуры, она вслух стала расшифровывать и это слово: Художественное Управление... и дальше запнулась, не могла подобрать слово на последнюю букву. От этого занятия оторвала её старшая дочь - тётя Варя. Опыт советской школы подсказал ей, что бабушка пошла неверным путём, и она предложила всем двигаться дальше, не заостряя своё внимание на надписях на заборах.   Счастливая жизнь оборвалась 10 июня 1927 года. В этот день арестовали дедушку и бабушку. Девочки остались одни. Тёте Варе было 16 лет, тёте Ире - 14, маме -10. Для всех них, в том числе и для мамы, детство закончилось.   Как и все в таких случаях, они сначала надеялись, что все обойдётся, что это ошибка и родителей вскоре освободят. Но проходили дни, родители оставались в тюрьме.   К попыткам освободить Истоминых подключился брат бабушки, Сергей Александрович Бутурлин, известный натуралист, исследователь Севера.   Пришедшие к власти в стране, бывшие "борцы за счастье обездоленных", понемногу стали перенимать образ жизни свергнутого ими правящего класса. В частности, многие стали заядлыми охотниками, и один из самых крупных охотоведов и знаток ружейного дела в России, С.А. Бутурлин, стал пользоваться у них заслуженным авторитетом. Он даже стал руководителем Комитета Севера при ВЦИК (не путать с ЦК партии, он был, естественно, беспартийным). ВЦИК - Всесоюзный Центральный Исполнительный Комитет, был тогда чем-то вроде Верховного Совета, который был образован позднее.   Как сотрудник ВЦИК он обратился к его председателю, "всесоюзному старосте" М.И. Калинину. Но Калинин, узнав, что Бутурлин хлопочет за Истоминых, по-дружески посоветовал ему:   - Сергей Александрович, не связывайтесь с этой фамилией.   Дело в том, что отец дедушки, Владимир Константинович Истомин, тайный советник и гофмейстер высочайшего двора, был управляющим канцелярией московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и был известен своим, мягко говоря, неодобрительным отношением к революционерам.   Помню, когда я был в Самаре у тёти Иры в 1991 году, как-то в разговоре со мной она сказала:   - Какой мерзавец был Сергей Львович Толстой.   - ???   - Он в своей книге "Очерки былого" написал, что наш дедушка Владимир Константинович Истомин был ярым монархистом и одобрял казни революционеров. Он совсем не подумал о том, что нас всех могли расстрелять за это.   Что ж, при тоталитарном режиме и впрямь, и мемуары могут послужить материалом для репрессий.   Слава Богу, до расстрела бабушки и дедушки не дошло, но в итоге дедушку приговорили к трём годам Соловков, а бабушку к трёхлетней ссылке в с. Берёзово Тобольского округа. Это то место, где за двести лет до этого закончил свои дни "полудержавный властелин" светлейший князь Александр Данилович Меншиков, сосланный туда внуком Петра Первого, Петром Вторым.   Мама говорила, что как только арестовали их родителей, многие знакомые тут же перестали их узнавать. Вокруг них образовался вакуум.   Пошёл, правда, хлопотать за дедушку его приятель, живший в этом же доме, присяжный поверенный Лука Петрович Журавицкий. Но после этого его никто больше не видел.   Сначала над оставшимися без родителей девочками взяли шефство их тётушки, они даже стали по очереди приходить и ночевать у них. Но так как они очень рьяно принялись за воспитание племянниц с позиций фрейлин высочайшего двора, совершенно не сообразуясь с советской действительностью, девочки в качестве контрмеры однажды собрали в спичечный коробок со всего дома клопов и высыпали их в диван, на котором ночевали тётушки. Случайно стала известна причина внезапного появления полчища клопов в диване и, оскорблённые в лучших чувствах, тётушки не только забыли дорогу к девочкам, но и попросили их забыть дорогу к ним.   Ко всему прочему, следователь Трубников, который вёл дело Истоминых, предписал девочкам освободить квартиру, в которой они жили, после чего въехал в неё сам. Девочкам же дали комнату в огромной коммуналке в доме в Большом Гнездниковском переулке. Жило там двадцать семей. Не исключено, что и сам Трубников раньше жил там, и что он, воспользовавшись случаем, так легко и непринуждённо улучшил свои жилищные условия.   Непросто было девочкам привыкать к суровому быту коммуналки. Да и народ был разный. Некоторые, зная их историю, относились к ним сочувственно, кто-то злорадствовал. Однажды во время ссоры, какая-то соседка попыталась пустить в ход руки, тётя Варя дала сдачи. Она, по словам мамы, была спортивная и очень сильная физически. Соседка побежала жаловаться, были неприятности. Как же, потомок недобитых буржуев поднял руку на трудящегося.   В Гнездниковском переулке около их дома стояли огромные котлы, в которых днём варили асфальт. По вечерам их оккупировали беспризорники, которые ночевали в этих, остающихся ещё долгое время тёплыми, котлах. Поначалу девочки, если доводилось вечером возвращаться домой, робели при виде оравы юных оборванцев, от которых можно было ждать чего угодно. Но беспризорники, видимо по природным законам хищников, которые около своего логова никого не трогают, относились к девочкам доброжелательно. Видя их нерешительность, они кричали:   - Это ж наши барышни. Идите, барышни, не бойтесь, мы вас не тронем.   Очень сочувственно отнеслась к девочкам бывшая жена писателя Горького Екатерина Павловна Пешкова. Она возглавляла Политический Красный Крест. В двадцатых годах была ещё такая организация, которая оказывала помощь, как арестованным по политическим мотивам, так и их семьям. Позже, в тридцатых годах, Политический Красный Крест разогнали, сотрудников его расстреляли, Пешкову же не тронули, просто отправили на покой. Сталин тогда заигрывал с Горьким и избегал всего, что могло бы обострить их отношения.   Тогда очень многие обращались к Пешковой за помощью, и она, и её организация помогали всем, кому могли. Большое дело она делала. Во многих семьях её вспоминают с благодарностью.   Пешкова приказала пропускать к ней девочек Истоминых без очереди. Когда они приходили, она звонила, чтобы принесли чай, конфеты, печенье. Иногда, когда они приходили, Пешкова собиралась ехать по своим, как теперь бы сказали, правозащитным делам, на Лубянку. Высокая, статная, в кожаном шлеме, он садилась в коляску мотоцикла. Своим сопровождающим она говорила:   - Примите девочек Истоминых.   Оставшихся без родителей девочек хотели отправить в детский дом. И опять спасла Пешкова. Она сказала, что у них есть дядя, который может им помогать, нужно, чтобы он оформил опеку. Сергей Александрович опеку оформил и ежемесячно давал девочкам по тридцать рублей.   Жил Сергей Александрович в домах ВЦИК. Располагались они в Марьиной Роще и были обнесены оградой. Чтобы пройти туда, нужно было на проходной сказать, к кому идёшь. Чтобы не светиться лишний раз перед охраной, Сергей Александрович показал девочкам лазейку в заборе, через которую они могли попадать к нему. Именно тогда завязалась у мамы дружба с сыном С.А. Сашей - Александром Сергеевичем Бутурлиным.   Получив деньги, девочки шли в Елисеевский магазин, который располагался недалеко от их дома. Там они покупали кости от ветчины, которые стоили копейки. Дома устраивали пир. С костей срезались остатки ветчины, они шли на бутерброды, а из костей варили замечательный гороховый суп. Вкус его мама, по её словам, помнила спустя много десятков лет. Когда кончались деньги, они шли на Болото, место на берегу Москвы-реки, недалеко от нынешнего "Дома на набережной". Там располагался огромный рынок, на котором торговали и Ясеневские крестьяне. При виде девочек они говорили:   - Наши барышни пришли.   И бесплатно давали им в больших решетах клубнику и жёлтые сливы, все это в изобилии произрастало на ясеневских землях. Мама говорила, что с тех пор она не любит жёлтые сливы, видимо слишком много довелось их съесть на голодный желудок в те годы. На клубнику, правда, у неё эта неприязнь не распространялась.   Ходили они в Бутырскую тюрьму, носили передачи родителям. Иногда видели своего двоюродного брата Петю - Петра Дмитриевича Истомина, он отбывал там трёхлетний срок. Огромный Петя, его рост был два метра четыре сантиметра, приветливо махал им рукой через зарешеченное окно. У него был трудный период. Его жена Мэринька - Мария Александровна (гр. Гудович) родила сына Сашу, потом у Пети с Мэринькой начался разлад. Находясь в тюрьме, он не мог ничего исправить и очень тяжело это переживал.   Там же сидел и кн. Пётр Александрович Туркестанов, будущий муж их двоюродной сестры Натальи Дмитриевны Истоминой, родной сестры Пети.   Многие их родственники сидели тогда   Камеру, в которой кроме Пети Истомина и Петра Туркестанова содержалось ещё несколько человек, носящих известные фамилии, называли "дворянский колхоз". Подробно пишет о нем в своих "Мемуарах" Кирилл Николаевич Голицын, находившийся там вместе со своим отцом.   Считается, что судили тогда "тройки Особого Совещания", внесудебный орган - трое сотрудников ОГПУ, оформленные приказом, как члены "Особого совещания при Коллегии ОГПУ", без прокурора, адвоката и без самого обвиняемого, рассмотрев дело, выносили приговор.   В "Деле Истоминых" я обнаружил такой документ: