Вскоре мама сменила место работы. Вместо флюорографического передвижного кабинета медсанчасти, она устроилась в рентгенкабинет городской стоматологической поликлиники. Здесь она делала снимки зубов. Главврач стоматологии Бурхан В.М. Кроме, казалось бы, прозаической профессии, - врач-протезист, (который единственный в поликлинике работал с таким "стратегическим" металлом, как золото, про металлокерамику тогда еще никто не слышал), был поэтом. Писал стихи, надо отдать ему должное - талантливые. Выпустил как минимум пару книжек собственной поэзии. В городе, в связи со своей профессиональной деятельностью, он был человеком авторитетным, практически незаменимым. В то время, издать собственные произведения возможно было лишь для действующих членов какого-нибудь союза. Журналистов, писателей, поэтов. Видимо, он входил в республиканский писательский союз. Это теперь, имея деньги, можешь печатать собственные вирши, мемуары, детективы. В до перестроечные времена (так называемый застой) жестко контролировалась вся печатная продукция.
У населения не было компьютеров, принтеров, ксероксов. Множительная техника была строжайше запрещена. За печатанье "самиздатов" даже на пишущей машинке следовало строгое наказание. А вдруг напечатают какой - нибудь подозрительный текст? Двусмысленность. Никем не проверенную, ни с кем не согласованную? Например, впоследствии всемирно известный, тогда еще совсем молодой писатель Василий Аксенов, за участие в скандально известном альманахе "Метрополь", напечатанном за границей, лишился гражданства и был выслан из страны. В этом альманахе не было никакой антисоветчины. Просто издали его там, "за бугром". И таким образом он заработал свою "скандальную" известность Здесь эти тексты не печатали, никто не хотел брать на себя ответственность за новые неизвестные имена. Хлопотное это дело - пробивать таланты. Кроме Аксенова в альманахе напечатались В.Высоцкий, В. Ерофеев и др. Я специально привожу такой экстремальный пример, чтобы была понятна закрытость, невозможность простого человека изложить собственные мысли, без разрешения "сверху". Без проверки спецотделов по идеологии. Существовали они при любых редакциях. Даже заводских многотиражек. Все было на контроле. Партия правила, учила, контролировала, запрещала, карала и миловала.
Коллектив, в котором мама работала, был преимущественно женский. Стоматология располагалась на углу улицы Сыровца и Спортивной. Рядом трамвайная остановка. Кстати, после того, как была застроена хрущевками улица Каштанов, начали осваивать прилегающий к ней пустырь. Проложили трамвайную линию, соединяющую Черемушки с центром - площадью Ленина. К маме в коллективе стоматологии относились доброжелательно. У нее был не конфликтный, не скандальный характер. А скорее миротворческий. Она умела находить компромиссы в самых тупиковых ситуациях.
Некоторым "приближенным" особам мама иногда шила наряды. Тогда только входил в модy кремплин. 100% синтетика, легко стиралась, быстро сохла. С неё просто стекала лишняя вода, не надо было гладить. В магазинах его не было. Эту яркую не мнущуюся экзотической окраски ткань где-то доставали, кому-то присылали. Помню, была такая врач Стерина. Модница. Мама сшила несколько платьев ей и ее дочери-студентке Софочке. Мне помнится, что за шитье она получила несколько отрезов этой новомодной ткани. Для своих и моих платьев. Стерина делилась своими переживаниями по поводу Софочкиных ухажеров, предстоящей свадьбы, зная что мама никогда не будет никому "перемывать кости". Так как мама выписывала много толстых литературных журналов, она давала читать нашумевшие романы, обменивалась с другими такими же любительницами новинок. Спустя год, после Вовиного отъезда из дома, покинула нас и баба Лида. Последний год она болела. Болезнь была неизлечимой в то время. Да и обнаружила она ее, как я теперь понимаю поздно. Снимать боли помогали уколы, которые делала Жанна. Она у нас бывала теперь каждый день после работы. Последние дни оставалась ночевать.
Баба Лида таяла на глазах. Большой радостью для нее было удачное Вовино поступление и перспектива его дальнейшей карьеры кадрового офицера. Грело сердце то обстоятельство, что я заканчивала учебу, и буквально "с дня на день" получала диплом о высшем образовании. Внуков "на ноги" она поставила. Как говорят, "можно было умирать". Ещё очень хотелось увидеть "устроенной", если уж не дочь, то хотя бы внучку "на выданье" - подразумевался надежный, любящий и любимый жених. Но серьезных претендентов на руку и сердце у меня не было. А те кандидаты, которые появлялись, по разным причинам быстро сходили с дистанции, и порадовать бабушку было нечем. Утром 5 июня 1972 года, вернувшись из поездки в Славянск за дипломными чертежами, я уже не застала бабу Лиду живой. Среди документов сохранился конверт, с листочком соболезнования, которые передал 6 июля И.Мезенцев (упоминавшийся мной врач-рентгенолог Верховцевской больницы):
'Дорогие Нонна Андреевна, Света и Вова! Глубоко переживаю с Вами большое горе, которое постигло нас всех со смертью Лидии Порфирьевны. Около 20 лет проработал вместе с ней и всегда удивлялся и восторгался ее человечностью, тем авторитетом и любовью, которые она оставила после себя. Пусть земля ей будет пухом и будем долго, долго помнить о ней. И. Мезенцев'
Спустя 18 дней я защитила диплом. Когда-нибудь, в другом тексте я опишу студенческие годы. Поступала учиться я в 1966 году в завод-ВТУЗ им. Арсеничева. Это высшее техническое учебное заведение при металлургическом заводе ДГЗ в свое время закончил наш знаменитый и всемогущий земляк Леонид Ильич Брежнев. Бессменный рукеводитель партии и Советского государства долгие годы. Отучившись два года на, так называемом, общеобразовательном курсе, я выбрала затем химический факультет. Училась я на вечернем отделении. Пришлось сменить и работу. Металлургический завод на химический комбинат. Устроить меня лаборантом в ЦЗЛ - центральную заводскую лабораторию - помогли хлопоты Жанны. Она в то время работала в поликлинике больницы химкомбината. Устроиться на работу в ЦЗЛ без "блата", даже на обычный, "незакрытый" химический комбинат, было невозможно. Проработала лаборантом я около года и, перешла после третьего курса с вечернего отделения на дневное. Правда, с потерей года. Опять на третий курс. Если бы нашелся кто-нибудь влиятельный в этих кругах, можно было бы перейти сразу на четвертый. Что было бы логично. Но, увы! Однокурсниками, таким образом, оказались студенты младше меня на два года. Во-первых, они заканчивали 10 классов, а не 11, как я. И не теряли год на переходе с курса на курс. Заканчивала учебу в 1972 году я уже со сплошными пятерками в зачетке и с повышенной стипендией. Диплом о высшем образовании получила по специальности "Технология неорганических веществ и химических удобрений" и квалификации инженер-химик-технолог.
Надо было искать место работы. Опять Жанна со своим авторитетом пошла на поклон к директору химкомбината. При комбинате работал научно - исследовательский институт. Государственный институт азотной промышленности - сокращенно ГИАП. Институт был серьезный, состоял из проектной и научной частей. Со своими кандидатами и докторами в "науке". С "улицы" не брали никого. Такое было время. И такое было место. Считалось, что в рабочем городе для молодой женщины с высшим образованием - это один из лучших вариантов. Во всяком случае, "теплое" место и интеллигентное окружение. Случайных людей в подобных институтах не было. Каждый новичок, вызывал праведный вопрос, чей это протеже? Проработав год, в апреле 1973 года, я вышла замуж и уехала в Днепропетровск.
Когда я вышла замуж и переехала, мама, наконец- то, смогла заняться своей личной жизнью. Спустя какое-то время она тоже вышла замуж. Вторым её мужем стал Иван Григорьевич. Маму называл ласково, не иначе как Нончик. И, по всему, любил. Жили они дружно, относились друг к другу заботливо и нежно. И продолжалось это довольно долго. В то время мама очень часто выручала меня. Работа моя была связана с большим количеством командировок. Пока Алеша был маленький, я привозила его в Днепродзержинск на несколько дней. А летом не меньше, чем на месяц. Впоследствии мама часто приезжала к нам и оставалась с Алексеем на время моего отсутствия. Вова, закончив Киевское общевойсковое училище и получив звание лейтенанта, был направлен для дальнейшего прохождения службы на Дальний Восток. В разведывательный батальон в Себучар. Рядом с китайской границей. Выпускники, имеющие связи, влиятельных родственников или знакомых, получали предписания в более "теплые" и не столь отдаленные места. Как и совсем малышом, тогда с мамой и папой, он пересек пол России, и на 9 лет задержался на "краю света". Жил, как и все холостяки в офицерском общежитии. Вечера проводили в местном ресторане.
В отпуск он приезжал домой в Днепродзержинск и потом обязательно на море. В Крым или на Кавказ. В Сочи. Погреться на жарких пляжах и поплавать в Черном море. Каждый год с Дальнего Востока Вова привозил красную рыбу и кетовую икру.
Женитьба сына. В один из таких отпусков, летом 1978 года, по пути домой, на киевском перроне молоденький неженатый лейтенант встретил яркую красивую девушку. Окончив Харьковский техникум связи, она работала по распределению в Днепропетровске и возвращалась, кажется, тоже из отпуска. По иронии судьбы жила она в том же доме на улице Телевизионной 3, где и Дегтяревы. Тетя Нонна и дядя Толя. Только в другом подъезде. Там одна трехкомнатная квартира служила общежитием для девушек, работающих на городской телефонной станции. Мой брат потеряв покой и сон, перекроил весь устоявшийся отпускной режим. Поехав с приятелями к морю, он под надуманным предлогом (якобы разболелось ухо), через три дня сбежал с Черноморского побережья Кавказа. Через пару дней ко мне на работу в Гипромез в Днепре Вова привел стройную красивую черноволосую девушку. Познакомил нас и заявил, что это Валя - его невеста и на днях он женится. А я должна срочно звонить маме в Днепродзержинск и убедить ее в правильности принятого им решения. А еще лучше, если я съезжу к маме и подготовлю почву для их приезда.
Я позвонила маме тут же пять минут спустя. А на следующий день помчалась в Днепродзержинск, "готовить почву". На мамин вопрос, какая она, в журнале мод я нашла самую красивую манекенщицу, и протянула снимок со словами - "вот твоя будущая невестка!" Маму волновало из какой она семьи, какое у неё образование, какой характер, и когда это они успели полюбить друг друга? Конечно, же мама хотела, чтоб Вова не спешил, чтоб некоторое время они "попереписывались", чтоб лучше узнали друг друга. Что такие важные жизненные шаги не предпринимаются так, "с бухты - барахты". Но кто ж к этому прислушивается? Как могла я сгладила основные острые углы, настроив маму на позитив. Объяснила, что альтернативы нет, сама я была на Вовиной стороне. Все мамины тревоги я разделяла и считала обоснованными, но, выдвинутые ею встречные предложения, абсолютно невыполнимыми. На следующий день Вова повез Валентину на "смотрины". Несмотря на бушующий в самом разгаре ремонт квартиры, мама приготовила обед, испекла торт. В большой комнате накрыла стол белой скатертью, расставила лучшую посуду и мельхиоровые приборы. Вдвоем с Иванм Григорьевичем они устроили перекрестный "допрос с пристрастием". К чести Вали она его выдержала, да и Вова, как всегда, стоял на ее защите.
Потенциальная невестка сообщила, что родом из под Курска, что отец ее воевал, был разведчиком в Великую Отечественную воину. Она имеет техническое образование и к тому же партбилет. Мама увидела не только красивую, белолицую, яркую обаятельную девушку, но и контактную, коммуникабельную, решительную и смелую "боевую подругу". Все предложения не спешить со свадьбой, а устроить "испытание чувств", парочкой были однозначно отклонены. Спустя пару дней в ЗАГСЕ г. Днепропетровска была зарегистрирована семья Доломановых. Традиционный месяц ожиданий и испытаний на молодых офицеров срочной службы не распространялся. В связи с неожиданностью и скоропалительностью принятых решений, пышной традиционной свадьбы с парадными свадебными нарядами, машины, украшенной лентами и дурацкой куклой на бампере, молодожены не устраивали. Ведь главное не разухабистая свадебная шумиха. Невеста была в светлом более нарядном платье, а жених надел новый импортный серо-голубой в неброскую клетку, костюм, взяв его напрокат у Ивана Григорьевича. Отметили это знаковое событие в современном большом ресторане "Днепропетровск" на набережной Днепра узким кругом: свидетели, пара подруг невесты и мы с Гариком. На Дальний Восток в Лесозаводск, что на реке Уссури, Вова улетел уже женатым. Валя задержалась, оформляя расчет на работе, собираясь в неблизкую дорогу к новому месту жизни.
В аэропорту Днепропетровска мы провожали сначала Вову. Весь комизм ситуации, выявился спустя несколько часов. Скорее трагикомизм. По прилету в Хабаровск, оказалось, что все документы и деньги остались у молодой жены. Счастливый окольцованный молодой лейтенант, без копейки в кармане (почти как в фильме "Мимино"), в аэропорту у незнакомых случайных попутчиков-курсантов попросил в долг 10 рублей. Чтоб доехать до места службы. Хорошо курсанты оказались людьми понятливыми и отзывчивыми. Долг Вова потом вернул почтовым переводом. Через некоторое время из этого же аэропорта улетела к мужу Валя.
Спустя год, 20 октября 1979 года родилась Вовина дочка - Настенька. Как кукла красивая, большеглазая, обаятельная. Как и её мама общительная, открытая, веселая. В этом же году, Вова с маминой помощью отобрал несколько отцовских стихотворений и их напечатали на литературной странице гарнизонной газеты в Лесозаводске. В частности это были "Набережная имени Сталинграда", "Аджи-Мушкай", "На русском перевале", и лирическое "Перелесок". Вырезку со стихами и, предваряющими их словами о боевом офицере, прошедшем войну - Викторе Доломанове, Вова прислал в Днепродзержинск. Его внимание, забота и доброе сыновнее отношение было очень волнительно и приятно маме. И мне то же. Как - то так получается, по моим наблюдениям, что мамы крепче, трепетней любят сыновей. Может, видя в них тех давних, очаровавших их, желанных возлюбленных - своих женихов, молодых отцов. И жалеют за непосильный груз ответственности, свалившийся на плечи "своих мальчиков", помня свои промахи и "ошибки молодости".
Дочерей, конечно же, любят не меньше, но иногда подсознательно, неконтролируемо, (по-женски) слегка ревностно относятся к их удачам на фоне своих нереализованных желаний. Каждое лето в отпуск приезжал Вова с семьей. Мама очень ждала и готовилась. Генеральная уборка. Полный праздничный обед. Обязательный "наполеон". Приезжала красавица невестка. Белолицая с ярким румянцем. Улыбчивая, громкоголосая. Взрослела с каждым годом Настенька. Шустрая, любвеобильная, шаловливая. С хитрющими глазами. А симпатичная! Так и хотелось ее тискать, обнимать, целовать. Но она все выскальзывала из рук и приговаривала: "Не надо меня целуть!". Целовать, значит. Непоседа, все норовила сбежать на улицу. "Строила" весь двор, вся малышня ватагой устремлялась за ней. С характером! Объявила, кокетливо так, что когда вырастет, будет "певисткой". Певицей, то есть. В 1985 году Вова поступил в Военную Академию им. Фрунзе. В Москве. Мама очень радовалась и гордилась. Пять лет сын с семьей жил и учился в столице. Комнату получили в высотном общежитии академии в самом центре Москвы. На Садовом кольце. Я, приезжая в Москву в командировки, всегда останавливалась у них. Корпуса академии располагались на всеми известной по фильму "Три тополя на Плющихе" одноименной улице. В академии Вова был старостой группы, отличником в учебе и страстным спортсменом. На праздничных военных парадах на Красной площади был его участником. Военнослужащие шли, выстроенные в "коробки" из 12 рядов по 10 человек в каждом (в парадах последних лет коробки стали компактней - по 8 рядов). Правильно выстроенная "коробка" такая, по диагонали которой можно прочертить прямую линию. Ширина парадного шага - 60-65 см. Скорость - 120 шагов в минуту. Расстояние между рядами - вытянутая рука. Маршируют курсанты, повернув голову к парадной трибуне с обязательным условием - видеть грудь 4-го человека. Для парадного марша выбирают стройных, красивых офицеров, одного роста. Что называется, - "бравых". Мужественных, молодцеватых. С хорошей выправкой, динамичных. Породистых. Многочасовой муштрой на плацу достигается слаженность и четкий строевой шаг. Накануне торжественного парада брусчатка Красной площади расчерчивалась красной и синей линиями. Для знаменосца и командира. В одну из ночей проходила генеральная репетиция непосредственно на главной площади страны. А утром в день военного парада начиналось торжественное действо. Мы с мамой, замерев перед телевизором, наблюдали парадный марш разных родов войск под звуки сводных военных оркестров.
Наступал черед Военной Академии имени Фрунзе. Вова предварительно сообщал, в какой по счету "коробке", в каком ряду он идет. Мы с мамой всматривались в отважные, решительные, молодые лица офицеров, тщетно пытаясь его увидеть. Обливаясь при этом слезами гордости и радости за нашего любимого сына и брата. А как был бы счастлив отец, увидев Вову на Красной площади на главном параде, среди самых достойных. Среди цвета Вооруженных сил державы. Красивые, в парадных, "с иголочки" военных формах, молниеносно, как нам казалось - (2 шага в секунду!), слушатели проходили мимо правительственной трибуны и исчезали с экранов телевизора. А мы с мамой еще долго не могли унять волнение и нахлынувшие чувства. Свою причастность к великому, захватывающему действу. Тогда еще были и гордость за страну, и национальная идея, и уверенность в прекрасном будущем. Ближе к шестидесяти годам мама ушла на пенсию. Но продолжала иногда выходить на работу по просьбе бывших сотрудников. То подменить кого-то на время их отпуска, то чтобы сохранить место для "своего" сотрудника на время его обучения на курсах рентгенологов. Она была человеком отзывчивым, с мягким характером, и даже если ей вовсе не хотелось ходить на работу, отказать не могла. Работала она неделю в первую смену, с 8 до 13 часов. И во вторую - с часу дня до шести вечера.
Иногда вслух, она очень меня жалела, что я не могла выспаться, а должна подскакивать каждое утро ни свет, ни заря, готовить завтрак, оставлять еду Алексею на день, так как он никогда не ел школьные обеды и мчаться сломя голову на работу. Несколькими транспортами, успевать по звонку в свой проектный институт к восьми. Не дай бог опоздать! А осенью и зимой возвращаться тоже в темноте. В таких же переполненных автобусах, в которые влезть и утром, и вечером было очень трудно. Транспорта было мало, ходил он крайне редко, не придерживался никаких графиков. Зимой приходилось часто мерзнуть на остановках, где собиралась огромная толпа. О маршрутках тогда понятия не имели. Ходили громоздкие желтые венгерские "Икарусы" (это было за счастье) и неудобные ЛАЗы (львовские небольшие тесные автобусы) в которых задыхались от бензиновой вони.
Венгрия. В 1987 году по окончании Военной Академии, Вова был направлен для дальнейшего прохождения службы в Венгрию. Учитывая, что никакого "блата" при этом не было, никакой высокопоставленный генерал не лоббировал (как сейчас говорят) Вовины интересы - это назначение было именно его большой заслугой. Вот уж где человек "сделал себя сам". Комар носа не подточит. В Венгрии в группе советских войск Вова был начальником штаба полка в небольшом городе со странным для нашего уха названием - Папа. Предполагалось, что служить там он будет пять лет. Приезжая из Венгрии в отпуск домой, Доломановы всегда привозили какие-нибудь экзотические "вкусности": венгерские копченые острые колбасы, ветчину в банках "утюжком", необычные разнообразные соусы, конфеты, карамели в ярких фантиках, жвачки. Все это было у нас еще в диковинку, учитывая абсолютно пустые прилавки магазинов. Спустя несколько лет службы, Вова прислал маме приглашение для поездки в Венгрию. В эту поездку мама взяла меня с собой. Шел 1989-й год. Наконец-то, сбылась ее мечта и она смогла увидеть воочию, а не по телевизору и не в своём воображении, путешествуя по книгам, одну из европейских стран. Страну многовековой культуры, с непривычной нашему глазу готической архитектурой. Обязательные костелы и ратуши на центральных площадях, ровные чистые плиты тротуаров, яркую цветную рекламу, сверкающие витрины, ломящихся от изобилия товаров, крупных супермаркетов и малюсеньких магазинчиков. (Всего этого тогда у нас не было. Только серость, пыль, грязь, пустые прилавки убогих продмагов. Суррогат рекламы: "Летайте самолетами Аэрофлота" - как будто была альтернатива, и "Храните деньги в сберегательной кассе". И неизменные лозунги о надвигающейся победе коммунизма). Мадьярские ухоженные, открытые взору, дворики и красивые домики под красной черепицей. Чистейшее голубое озеро Балатон, окруженное изумрудным травяным ковром. Такие широкие ровные гладкие шоссейные дороги, по которым Вовин венгерский приятель Иштван возил маму на своем автомобиле. Полное отсутствие придорожных ухабов и мусора. Я все удивлялась педантичной чистоте и ухоженности придомовых и придорожных территорий. Никаких разнокалиберных, поломанных заборов с облупившейся краской, некошеных лопухов и высоченной пыльной амброзии, перед такими же образцово - показательными "пряничными" домиками. Просто не реальная чистота, всегда свеже стриженные ярко зеленые газоны, низкие легкие, ажурные ограды. Просто фиксирующие, как бы пунктирно, территорию. Ничуть не закрывая дворик, а наоборот, будь-то оформляя его и подтверждая открытость и красоту дорожек, крыльца, опрятного дома.
Только недавно я узнала, что и в Европе, и в Америке существуют законы, обязующие домовладельцев следить за порядком в своем небольшом сегменте. И в случае его невыполнения, рассчитываться неминуемыми высокими штрафами. Пробыли мы в гостях 10-12 дней. Жили Доломановы в трехкомнатной квартире в военном городке. В стандартном типовом пятиэтажном доме. Воинская часть рядом, через дорогу. Валя работала тут же в части, Настя училась уже в 3-м классе. После школы целыми днями моталась во дворе, и за ней гурьбой бегали все. Только "свистнет". И девчонки, и мальчишки. Верховодила! Были у неё подружки и среди мадьярских детей. Ходила к ним в гости. Отважная была, решительная. Вова пропадал постоянно на службе - у начальника штаба полка было очень много нескончаемых дел. Практически ненормированный рабочий день. Домой приходил на обед. Вечером или опять в часть, или в свободное время на спортивную площадку. Нам, правда, он уделил максимум внимания. Повез в центр города Папа в фотостудию Иштвана. Там нас всех - маму, Вову, Валю, Настю и меня Иштван снял на яркую цветную фотографию. Вова перед этим подарил всем нам цветы! На автомобиле Иштвана ездили любоваться красотами Балатона. А на армейском уазике Вова возил нас в Секешфехервар на братскую могилу, где похоронен мамин дядя и наш дед Николай Дегтярев. О том, как Вова нашел его могилу, объездив все кладбища советских воинов, погибших при освобождении Венгрии от немцев в конце 1944-го года, и о нашем пребывании там, я уже написала раньше.
По магазинам нас водила Валя. Из этой поездки привезли мы много эмоциональных впечатлений и подарков, но это уже другая история. Вскоре по приезде домой у мамы случился первый инсульт. Она с утра отправилась на базар. Вдруг ей стало плохо, закружилась голова. Она села на какие-то ступеньки. Приехавшая "скорая" зафиксировала инсульт. От госпитализации мама наотрез отказалась. Лежала дома. Ей делали уколы, ставили капельницы. Благо, было много знакомых врачей. Мама бодрилась, как - то, даже не веря в диагноз, удивляясь, и как мне казалось, даже извиняясь перед нами за такую ситуацию. К счастью, вышла мама после этого страшного диагноза с наименьшими потерями. Поправилась достаточно быстро, может не так ловко работали пальцы рук и стало чуть сложней ходить. Но она быстро стала на ноги и все делала по дому самостоятельно.
Вовин переезд в Артемовск. В 1991 году, после развала Советского Союза, в спешном порядке из стран Варшавского Договора выводились советские войска. Из нескольких вариантов Вова выбрал дальнейшее место службы - город Артемовск Донецкой области. Как бы опять возвращаясь в те края, откуда родом Спиридоновы, где начала свою профессиональную деятельность баба Лида, где она встретила свою любовь и вышла замуж за Андрея. Ведь Артемовск, как я уже писала до 1924 года был главным городом Донецкой губернии. Какие странные виражи семейной истории. Курилы - Дальний Восток, Дебальцево - Артемовск. Одним словом, Донбасс! Вместе с полком Вова отбыл в расположение части, а жену и дочь привез к маме в Днепродзержинск. Пока получит квартиру и обустроится. Это время в Артемовске жил в гостинице "Украина". Настю определили в школу на Черемушках, недалеко от маминого дома. В первый класс Настя пошла в Москве, когда Вова учился в академии, продолжала учебу в Венгрии. Потом оказалась на Украине. Ей очень легко давался украинский язык, который до тех пор она не учила. У неё не было никакого его отторжения. Кроме основной учебы она тут же записалась на секцию модной тогда аэробики. И с удовольствием бегала на занятия недалеко от дома. Конечно, всем было не очень комфортно в тесной двух-комнатной хрущевке с проходными комнатами. Четыре человека, две хозяйки. Самостоятельная невестка, ни дня не жившая до этих пор со свекровью. Но жили дружно. Без ссор и недоразумений. Всем хватало терпения и любви. По моему глубокому убеждению, "погоду в доме" делает старшая по возрасту женщина. Будь то свекровь или теща. В маминых нежных руках был хрупкий семейный мир. В её деликатности, такте и мудрости. Валя помогала по дому, как всегда много читала, ходила в гости к женам Вовиных друзей, А у Насти весь двор был в друзьях. Прожили так пол года, а может и больше. Получив в Артемовске квартиру, Вова сделал в ней ремонт и забрал семью на новое место жительства.
Болезни. 18 ноября 1992 года маме удалили грудь. Такие радикальные методы проводили повсеместно, чуть только возникало какое-нибудь подозрение на опухоль. А у мамы появилось небольшое уплотнение. Анализы, последовавшие после операции, злокачественность опухоли не подтвердили. Никакой химиотерапии не назначали. Когда я беседовала с оперирующим хирургом, он как - то витиевато пытался убедить меня в правильности принятых решений. Любое посещение стационара заканчивалось для мамы простудой, гайморитом, циститом и полным разладом. В больницах было холодно, радиаторы отопления чуть теплые. Жуткий дискомфорт, прогнутые сетки больничных коек, холод из оконных щелей. Какая - то сиротскость наших больниц с постоянными сквозняками, холодом по ногам. Отсутствие добросовестного ухода за прооперированными больными. А именно реабилитационный период является важнейшим для восстановления и выздоровления. Наша хрупкая, "тендитная" мама страдала в больнице и физически, и морально. Не разрешала мне дежурить возле неё, когда перевели из реанимации в общую палату. Она самостоятельно ходила, сама себя обслуживала и всячески рвалась домой. Дома и стены помогают. Я сама такая, от излишней заботы окружающих только мучаюсь. Рана заживала сложно, долго. Швы расходились.
После перенесенного до операции инсульта, было тяжело ходить. Плохо разрабатывалась рука. Мама не могла так быстро, как прежде готовить обед. Ей было тяжело резать даже овощи на борщ, трудно давалась любимая раньше выпечка. Иван Григорьевич приносил продукты, делал работу по дому. Внешне мама выглядела хорошо. Во всяком случае, она никогда не выглядела старушкой. Никакой седины, так, кое-где проблеснет волосок. Всегда вовремя подстриженная. У нее была своя парикмахерша в доме быта на Звенигородской, недалеко от дома. С неизменным маникюром на таких же как в молодости ухоженных руках. Маникюр мама делала себе сама до последнего дня. Никаких морщин на лице, просто, слегка увядшая кожа у глаз. Стройная, чуть располневшая фигура. Но никуда не делась, не "расползлась" талия. На маминых стройных ногах не вылезли вены, а щиколотки оставались тонкими и изящными. Из квартиры мама практически не выходила. Иногда подышать свежим воздухом на лавочке возле подъезда.
Мама, конечно же радовалась, когда приезжала я, Вова. Но, привыкшая принимать и детей, и гостей "по высшему разряду", она не любила неожиданных визитов. Без предупреждений, без предварительных звонков. Тогда у неё поднималось давление, она расстраивалась, что "не во всеоружии". Не испечен очередной торт ("магазинные" торты не рассматривались вообще как класс). Не приготовлен полный обед. Сама она ела мало - как птичка. Я ей говорила, что мне достаточно самой поджарить себе яичницу на сале. У меня сало в доме, как и вообще в нашей семье, как-то не водилось. А у мамы в морозилке было всегда - так завел Иван Григорьевич. Именно такая яичница была для меня деликатесом. Но мама чувствовала дискомфорт, если мой приезд был спонтанным без её предварительной подготовки. Сама я всегда привозила какой-нибудь гостинец - шоколадки, батончики "Баунти", "Сникерс" и т.д. Эти новомодные штучки, чтоб она попробовала то, что вовсю рекламируют по телевизору. Еще мама, как истинная женщина, к любому визиту должна была хорошо выглядеть. В противном случае она расстраивалась. Хоть и врасплох застать её было невозможно. Она никогда не ходила по дому в "расхристанном" виде. Что бы поверх ночнушки набросить халат и так бродить по квартире, такого не могло быть ни при каких условиях. Всегда причесана, в чистом свежем домашнем платье. Заходили соседи за новой книжкой или журналом, могла забежать бывшая сотрудница, с рассказом о злоключениях своей нерадивой невестки. Приносила пенсию почтальон, пока не перевели деньги на сберкассу.
Мама не страдала от одиночества, она, как и я, всегда находила себе занятие - раньше очень любила шить. Вязала крючком. Пока было под силу, пробовала испечь какой - нибудь торт, печенье по новомодному рецепту от многочисленных приятельниц. Обязательно помнила все дни рождения родственников и друзей. Писала им письма, открытки. Звонила по телефону. Много читала, была в курсе всех литературных новинок. Каждый день перезванивалась с Любочкой. Любовью Захаровной. Обсуждали все новости. И домашние, и общеполитические. Круг интересов был широк. Смотрела по телевизору не только "мыльные оперы" и "Поле чудес", но и новости, публицистические и всякие познавательные передачи. Обязательные "Вокруг света" и "Путешествия команды Кусто". В какой-то газете мама вычитала про народного целителя. Они тогда входили в моду. Он "ставил на ноги", якобы совсем безнадежно больных. Вова повез маму в поселок Мелиоративный под Новомосковском. Там в приемные дни выстраивались огромные очереди, писались списки, создавался ажиотаж. Только ему удалось каким-то образом завести маму в кабинет, минуя дикие очереди. Я была рядом с мамой для поддержания "боевого" духа. Целитель водил руками, "сбрасывая грязную энергию" и "заряжая" позитивом. Заставлял маму приседать, быстрым шагом ходить по кабинету. Получили мы порцию "лечения", в которое усиленно верили. На следующий день я гуляла с мамой почти час по улице Каштанов. Мы с ней ходили к кинотеатру "Комсомолец", побывали в магазине "Детский мир", вернулись домой, окрыленные успехом. Потом опять стало тяжело ходить. Как будто в железные громоздкие кандалы закованы ноги. Часто кружилась голова и подскакивало давление. Мы с Вовой сводили маму в больницу на прием к невропатологу для полного обследования. Местные врачи выписали дежурный курс лечения с обязательными уколами церобрализина, пирацетама, ценаризина и т.д. Все эти рекомендации методично ею исполнялись.
Последние годы Иван Григорьевич почему - то, обращался к маме не как раньше Нонна, Нончик, а стал называть ее - Андреевна. Мне это жутко не нравилось, раздражало, но я терпела, как и многие другие мелочи. Чтоб не "встревать". Я по жизни стараюсь в "чужой монастырь" не лезть "со своим уставом". Такое "простонародное" обращение по отчеству, однозначно указывало на определенный возраст, что неприятно для любой женщины. Но не это главное. Оно отдаляло, дистанцировало родных людей. И уж никак не вписывалось в нашу семейную культуру. Куда-то исчезала сердечность и близость отношений. Я списывала это на его недопонимание, на разный интеллектуальный, образовательный уровень супругов. Этот союз я с самого начала считала мезальянсом. Но никогда не говорила об этом открыто, а всегда молчаливо страдала, "лишь бы маме было хорошо". Был он как будто чутким, ранимым, понимающим. Как ни старалась, я так за прошедшие годы и не приняла его всем сердцем. Иван Григорьевич это видел, вначале даже переживал, а потом все как-то притерлось, притупилось. Обращалась я к нему "дядя Ваня". Как-то по дурацки. Но пошло это еще с тех пор, когда он ухаживал за мамой, а я была студенткой. Так и осталось.
Он мне помогал делать ремонт, когда мы переехали в квартиру на Генерала Пушкина, научил клеить обои, чинил многие мелкие вещи. У него были "золотые" руки, он не мог сидеть без дела. В общем, был трудяга. Как настоящие украинцы - народ трудолюбивый. Был не пьющий. Так, рюмку на праздник, за столом выпивал и все. Мамин муж научил меня многим полезным практичным вещам и я ему за это благодарна. Я помню все хорошее. Но не получилось у меня с ним сердечной близости и настоящего родства. А обращенное к маме - "Андреевна", вообще, резало мне слух! И вызывало внутренний протест. Наверное надо было об этом говорить вслух. А не страдать! В конце мая 1995 года в один из своих приездов, я сделала маме стрижку. Кстати, последнее время маму иногда стригла и делала "химию" моя институтская подруга Людочка Боечка. Я кого-то стричь не умела и не любила. Но в этот раз усадила маму на табурет перед зеркалом, и согласившись с ее замечанием, что она "заросла", взялась стричь основательно. Завивка еще сохранилась, а волосы действительно отросли и прическа потеряла форму. Старалась я делать это не спеша, методично и, по моему представлению, профессионально. Так, как я видела, это делают мастера. Возилась долго, но получилось хорошо. Мама осталась довольна. Потом сделала маме педикюр. Она еще вслух посетовала: "А кто тебе это будет делать? Ведь дочери у тебя нет?"
Ушла от нас мама совершенно неожиданно. Как гром среди ясного неба. Так и не постарев. Случилось это 6 июня 1995г. Ей было 69 лет. Мама периодически вспоминала дату смерти бабы Лиды и как мне казалось с некоторой долей и обреченности, и нарочитости, и сомнений, как - то привязывала этот день к своему самочувствию, усталости. Я считала такие разговоры абсолютной чепухой, несерьезными, необоснованными. Слишком преждевременными. Буквально за неделю до 5 июня она опять вспомнила день смерти своей мамы. Я отмахнулась от этих слов, стараясь переключить ее на позитивные мысли. Просила делать все не спеша, по мере сил, ведь ей некуда торопиться. Можно сесть в кресло, отдохнуть, а потом уже продолжить начатое занятие. Или вовсе все отменить. Почитать в удовольствие, посмотреть телевизор, подремать, если устала. Я каждый раз повторяла эти свои пожелания, как мантры. Я все корю себя, что в эту заколдованную дату не была рядом.
13 лет назад - 6 июня 1982г. не стало Жанны.
23 года до этого, почти день в день, 5 июня 1972г ушла от нас баба Лида.
Мне до сих пор больно об этом говорить. В документах причиной врачи назвали гипертонию 3-й степени. Инсульт.
Мамины подруги, утешали меня тем, что уход ее был легким и мгновенным. Говорили: - "Дай Бог каждому так". Спустя 9 лет, к 50-летнему Вовиному юбилею 1мая 2004года, я написала любимому брату такие строчки:
Полвека назад
стала старшей сестрою.
С тобою играла, возилась,
таскала везде за собою.
Лет двадцать назад
Поменялись ролями -
От бед заслоняя, во всем помогая,
Отца заменил ты собою с годами.
Как мама любила тебя вспоминаю...
К приезду готовлюсь,
Пеку, убираю.
Как сына люблю и тебя понимаю.
Ушедшую маму тебе заменяю...
Свободное копирование
