Старший из братьев ‒ Федор Анисимович был арестован перед войной и посмертно реабилитирован после ХХ съезда партии. Его жену - Клавдию Аполлоновну Сокут - пригласили в КГБ, показали справку о реабилитации и предъявили список вещей, отобранных при обыске, предложив компенсировать материальные потери. Пожилая женщина, слывшая в юности первой красавицей, от компенсации отказалась, попросив вернуть мужа.
В письме деду она подробно описала эту сцену. Я случайно стала свидетелем разговора братьев, когда подкралась к ним, чтобы сделать снимок. Дед сурово обернулся, но, увидев в моих руках фотоаппарат, смягчился и перевел разговор на другое.
Судьба оказалась к нему благосклонней, чем к старшему брату, выжившему в царской ссылке и сгинувшему в сталинских лагерях. Утром по дороге на кладбище рассмотрела посёлок, где на скромном крестьянском погосте упокоился навсегда мой прадед Анисим.
В доме бывшего директора школы, в прошлом политкаторжанина, царил непривычный патриархальный уклад. Сам хозяин с тонкими, благородными чертами лица, чеховской бородкой клинышком и холодноватым взглядом цепких, прищуренных глаз, прожил долгую жизнь, успев в начале ХХ века увлечься революционными идеями и отправиться за них в ссылку. Его не сломили в царской тюрьме и на каторге, не поставили на колени в годы репрессий, когда два брата были арестованы. Подкосила гибель приёмной дочери, которую вырастил с малолетства, выдал замуж за офицера и вынужден был хоронить. Несчастная женщина с малым ребенком вместе с другими офицерскими женами и детьми была заживо сожжена бандеровцами. Двери деревянного барака где-то в Западной Украине были подперты снаружи, спастись не удалось никому. Мужья, бывшие на службе, уцелели.
От горя почти ослепла жена Ивана Анисимовича, он до самой смерти не смирился с утратой. Был сдержан, холодноват, с печальными глазами и горестной складкой, навсегда поселившейся в уголках рта. Когда студенткой в одном из сборников Литературного наследства увидела портрет Бунина, поразилась их удивительному сходству. Потомственный дворянин и рядовой учитель, чей род тянулся от беглых неприписных казаков, были удивительно похожи утонченной породистой статью, благородно удлиненными худощавыми лицами, а главное, внимательными, устремленными в себя глазами с легким прищуром. Природа иногда преподносит подобные сюрпризы, наделяя совершенно разных людей одинаковыми чертами лица.
Дедушка в молодости и зрелые годы был похож на Л.Н.Толстого, чем с первой встречи и навсегда пленил начитанную и интеллигентную красавицу, ставшую его женой. Сходство с великим прозаиком было не только портретным. Объединяло двух стариков, разведенных во времени, наличие любящих, безумно ревнивых, с периодами затяжных депрессий, жен. Дед очень страдал от диких сцен, омрачавших и без того нелегкую жизнь. Только в его воспоминаниях и неотправленном письме брату Ивану, бережно сохраненных бабушкой, есть упоминание о неукротимой ревности жены. Поначалу разговоры братьев на «кореневском съезде» были нелегкими, и меня с двоюродными братьями отсылали из дома. Потом, когда заговорили о детях и внуках, начали вспоминать родителей, разрешили подсесть к столу и нам. Понимаю, как много интересного упустила я на встрече Сокутов, ускользая с фотоаппаратом на улицу или присоединяясь к женской половине гостей. Там было весело, слышался заливистый бабушкин смех, шутки, подтруниванье. Прекрасной рассказчицей была тетя Лиза - актриса, яркая, элегантная женщина - жена Константина Анисимовича. Умерла она рано от приступа бронхиальной астмы. Её муж, брат дедушки - красивый, артистичный, надолго пережил её, успев отпраздновать свое 90-летие в ленинградском Доме ветеранов сцены. Однажды в купе южного поезда я познакомилась с двумя пожилыми дамами. Их лица со следами былой красоты, необыкновенная учтивость, хорошо поставленные голоса говорили о принадлежности к актерскому племени. Спустя час одна из них вспомнила, как эвакуировалась с Воронежским драматическим театром, а я, к её изумлению, добавила: «Во главе с Константином Сокутом». Милая попутчица была в переписке со своим бывшим директором. Но эта встреча была в другой, взрослой, жизни, а из Коренева нам предстояла дорога в Куйбышев. В то лето я пристрастилась к радиоспектаклям, которые бабушка никогда не пропускала, и журнальной прозе, а вот газеты, без которых мои старики не представляли своей жизни, начала читать регулярно только годам к тридцати. Когда дед деликатно подсовывал мне какую-нибудь интересную статью, я начинала наизусть цитировать отрывок из «Гранатового браслета» Куприна, в котором говорилось, что княгиня Вера Николаевна никогда не читала газет. Дед деликатно вздыхал, а бабушка прятала улыбку. Ушли дорогие мои старики. Нет и страны, в которой они жили. Даже толстые литературные журналы, четверть века дарившие радость открытия новых имен, как-то исчезли из моей жизни в начале 90-х - перешли в разряд «роскоши и излишеств». «И это прошло».
Свободное копирование
