« Тише, стены имеют уши» - многим из моего поколения знакомо с детства. Взрослые озираются и начинают шептаться. Равносильная поговорка есть в Швеции: «и маленькие кастрюльки тоже имеют уши». Действительно, кастрюля более похожа на голову с ушами, чем с ручками. Так вот, когда я была маленькой кастрюлькой, многому удивлялась, слушая взрослых.
Открываю для себя, что детства как такового припомнить не могу. Хотя отдельные картинки всплывают. Детский сад, мне четыре года, подарки, и папа вернулся с фронта. А у меня уже есть младший брат. Альке только два года, а у него уже два папы. До этого дядя Паша жил у нас и называл Альку сынком, меня просто Милочкой. Теперь мой папа с дядей Павлом не дружат, но «Павлу видеться с сыном» - мама не запрещает, это его право. Зависть – один из семи грехов - поражает четырёхлетнего ребёнка! Есть ли возраст у грехопадения? Чувствовала ли эта малолетка, что совершает грех?
Впрочем, зависть к брату, что у него два папы, испарилась уже к поздней осени, потому что две мамы - тоже неплохо. К нам приехала папина фронтовая подруга с мальчиком, которого звали Валерой. Он тоже мой младший брат, но совсем не брат Алику и даже старше его на год. Новости поступали для четырёхлетней «кастрюльки с ушами» всякий раз, как мама встречалась с кем-нибудь из знакомых.
Так я узнала, что у моей запасной мамы животик растёт, и папа опять будет отцом. Соседка тётя Зина утверждала, что она бы не стала жить в одной квартире с пепеже. Но мама хоть и не была в восторге от ситуации, защищалась от нападок:
- Да пойми же, она сама ещё ребёнок! С трёхлетним малышом да животом, в чужом городе. Зима на носу. Кроме Михаила у неё никого здесь нет. Она мне не соперница, мне по-человечески её жаль. Ну, представь себя на её месте…
И соседка понимала. Ведь Е. Н., так звали мою маму некоторые взрослые, уже работала директором столовой при горкоме Барнаула. Тётя Зина часто «по-соседски» забегала к нам, чтобы позвонить. В те годы иметь телефон в квартире, что сейчас дачу в Серебряном Бору. Квартира двухкомнатная. В спальне – мама с папой и Аликом, а в большой проходной – я с новым младшим братом и пузатой запасной мамой. Из телефонных разговоров мамы я поняла, что так долго продолжаться не может, и скоро этой Тоне найдут где-то отдельную комнату. Там она будет жить после того как родит.
Многое было непонятно тогда, но время всё поставило на свои места. Сейчас такое назвали бы «шведской семьёй», а тогда другого решения мама принять не могла. Всю ответственность за вторую семью легли на плечи моей матери.
- Ведь он, кобель, этой девчушке всю жизнь испортил! – сокрушалась моя мать.
О себе она не думала, была просто уверена, что для полного счастья хватало лишь возвращение с фронта любимого. Остальные мелочи жизни они уладят вместе. Война – виновница всех бед – уже преодолена.
Молоденькая медсестричка оценила помощь соперницы. Иначе как по имени и отчеству мою маму даже «заглаза» не называла до конца своей жизни. Ведь она уехала из родного села от людской молвы за мужем в неизвестную ей Сибирь, хорошо зная, что у него там женщина и ребёнок. Сама относила на почту его письма «ещё до того» - её выражение о первой своей близости с мужчиной. Случилось это в конце февраля 1943 года, когда отец после легкого ранения в ногу заскучал в госпитале. Скучать не любил, а посему, незадолго до своей выписки из госпиталя оконфузился: родители молоденькой Тони застукали их на печи. Чем занимались? Ответ на этот вопрос появился девять месяцев спустя. Бравый лейтенант в это время шел в сторону Берлина.
Каким же большим ребёнком была моя мать! И только близкие подруги назвали Евдокию «наивной дурой». Добрые дела в сказках всегда вознаграждаются, но правда жизни другая. На очередной медкомиссии у матери обнаруживают затемнения в лёгких. По тем временам это был приговор. Потеря работы и квартиры одновременно.