21 декабря. Москва.
Бальмонт на улице. "Котя заморский зверь". - А меня зовут Адой Юшкевич*. Вы мне нравитесь. Вы такой рыженький. Мы должны видеться эти 10 дней. Нет, я не родственница*, меня каждый это спрашивает. Я написала только две вещи, но я гораздо талантливее его и современнее.
Чтение. Я рисую Екатерину Алексеевну, но, по мере того, как я слушаю, мне становится стыдно смотреть на нее. Каждое слово - острая боль совершающейся трагедии преодоления.
Брюсов. "Вы возмужали и лицом, и взглядом. Что-то между Пеладаном* и Ю д*Апса (?).
Вы привезли нам взятие Порт Артура*.
Да, это же делает революция. Ну, это после переговорим.
Дионис и Христос мне опротивели. Белый и Мережковские. Вокруг Белого эти добрые крабы... Вы еще не читали его Ш-ей симфонии?*
Я люблю стихи Вяч. Иванова, потому что я не выношу больше понятных стихов.
Я написал Белому (Бальдер и Локи)*, и он мне ответил. Такого тона у Белого еще не было. Он заговорил Архангелом.
Бальмонт... Жаль, Вас не было на ужине в честь его приезда. Это было общее озлобление против него. Враги, которые обнимались, и друзья, которые говорили друг другу колкости. И все были довольны, что он уезжает.
Эта его любовь к Елене сантиментальна. Трогательная последняя любовь. Она его спасла. Он тут был в ужасном состоянии. Точно наша собака - ее вчера убили.
Да, Максимилиан может спасти его. Это между нами.
Свободное копирование
