* * *
2.ДЕСЯТЫЙ КЛАСС
Школа N 25. Она и сейчас стоит все там же, около знаменитого сиабского базара, которому давно уже перевалило за шестьсот лет. Аттестат об окончании этой школы в мае 1942 года хранится в нашем семейном архиве.
Ничего интересного школа собой не представляла. Но стоило мне только выйти за ее ограду, как я сразу же оказывался в самом центре комплекса величайших памятников узбекской архитектуры конца первой половины второго тысячелетия.
Прямо перед школой уходит ввысь огромный купол Гур-Эмира, усыпальницы Тимура Тамерлана. Купол покрыт затейливой вязью, сверкающей на солнце синей и белой керамики, секрет изготовления которой утерян еще три столетия тому назад.
По правую руку от Гур-Эмира возвышается не менее величественная мечеть Биби Ханым, все стены, купол и минареты которой покрыты такой же изумительной керамикой, но только с преобладанием бежевого цвета. Оба здания так красивы, что трудно оторвать от них взгляд и хочется смотреть на них и смотреть без конца. Но если пройдешь чуть-чуть влево, то откроется перед тобой сам Регистан, с его покрытой темно-синей мозаикой главной мечетью Тиля - Кери и стоящими виз-а-ви величественными медрессе Шер-Дор и Улугбека, окруженными четырьмя высокими, очень стройными минаретами, облицованными все той же сверкающей на солнце керамикой.
Однако не этим запомнились мне Регистан, Биби-Ханым и Гур-Эмир. Холодным, дождливым утром конца ноября 1941-го года у самой ограды Шер-Дора лежал умирающий от голода нищий старик и чуть слышно, видимо уже в забытьи, бесконечно повторял только одну, явно последнюю, просьбу в своей жизни:
- Хлеба ... Хлеба... Хлеба...
А чуть поодаль, ближе к медресе Улугбека, у самого входа в Тилля-Кери лежал на камнях тротуара узбекский подросток в рваном, заплатанном халате и тоже чуть слышно, видимо из последних сил, умолял:
- Нон... Нон... Нон...
Чем я мог им помочь? Я и сам был бы тогда очень благодарен тому, кто дал бы мне хоть небольшой кусочек хлеба.
С тех пор я не могу спокойно смотреть на то, как около мусорных ящиков, в пыли, валяются целые куски (а то и целые буханки) прекрасного хлеба, который выбросили сытые (зажравшиеся) люди, никогда не испытывавшие настоящего голода и никогда не слышавшие, как умирающий, опухший от голода бездомный старик умоляет дать ему хоть маленький кусочек хлеба.