ВСЕ СЛОМАВШИЙ 41 ГОД

  Заканчивался учебный год и в моем шестом классе. Не могу сказать, что одноклассники ощущали тревожное ожидание  всего мира, а вот я точно жила тревогой – скоро должен был приехать из своей ссылки отец, возвращался в семью, которой по существу уже не было: после двухдневного посещения отца в зоне даже я поняла – разрыв неминуем, а зная характер отца (достаточно сказать о шрамах от кастета на подбородке и грудине) можно ожидать всего. В письмах он обещал достать маму и на Северном полюсе, видимо поэтому мама обрела защитника. Весной 41 года она развелась с отцом (тогда это одно посещение ЗАГСа) и зарегистрировалась с мичманом со знаменитой  фамилией Киров. Я знала его, даже немного привыкла к частому гостю, маминого предпочтения его перед другими знакомыми не замечала. Просто вернувшись из школы после второй смены я застала дома небольшое застолье по случаю вселения в наш домик нового главы семьи Кировых. Сознаюсь, что я не возражала и даже не обиделась, что столь серьезное решение принято без моего участия.

  В июне Киров получил отпуск и повез жену под Ленинград, в стариннейшее село Копорье, на свою родину, в дом где родился и где еще активно жила его матушка с очаровательным именем Акулина Васильевна.

  Война застала маму, а теперь и отчима в Копорье, они с величайшим трудом пробились в поезд в Ленинграде – хрупкую маму в тамбур передавали по головам. Мичман успел вернуться в часть.

  Я оставалась одна в нашей избушке на курьих ножках. Деньги, что оставила мама понятно кончились – не смогла я в свои двенадцать лет ими распорядиться (спасибо доброй соседке, а там и отпускники вернулись). Мама тут же решила, что мне надо ехать к бабушке, на тот самый хутор – деревеньку по имени Горка. Человек она была решительный, а относительно меня то считала – Саня одна доберется. Достали билет на пароход «Мудьюг», курсирующий от Карельского Кеми до Архангельска, правда билеты остались только палубные, старый, кряхтящий «Мудьюг» уже был забит под завязку. Красный фанерный чемоданчик, из теплых вещей – шерстяная кофточка – в расчете на жаркий июль. Через сутки пароход втянулся в Северную Двину. Далее добывание пропусков, поезд до станции Коноша, затем другой – до станции Синега, а далее по собственной инициативе. В кузове на мешках с сухарями доехала до райцентра и ночевала у попутчицы. Мы обе удивлялись почему сухари для армии везут в нашу глушь.

  Утром на базаре нашлась повозка из нашего сельсовета, и возница оказался дальним родственником. Одолели еще 45 верст, вот и родная река Кокшеньга, и паром продолжает «соединять берега».

  Моя лучшая в мире святая моя бабушка Татьяна Варфоломеевна ничего не ведая шла в соседнюю деревню к сестре. Внучка в сарафанчике и с пустыми руками буквально свалилась с неба.

  Таким было возвращение на «круги своя».  Очень немного могу добавить об отце. Писем он мне, единственной дочери, никогда не писал, первое и последнее пришло в августе из Петрозаводского госпиталя. Сообщил, что в первый день войны обратился в военкомат, участвовал в боевых действиях, а сейчас лечится в госпитале от легкого ранения. Уверял, что скоро в строй, что врага разобьем, а там он разберется и с семейными проблемами. Больше известий не было, поиски по известным каналам ничего не прояснили.

Как ты моя Деревенька? Оказывается, не так просто прошла ты годы расставания, уже не 7 домов, а только 4 сохранили своих хозяев. Изменилось и моё подворье, вместо высокой просторной летней половины устроили крошечную избушку, которую заполонила русская печь. Хватило места лишь для обеденного стола. Сохранились маленькая летняя горенка да зимняя изба. Несколько грядок огорода: огурцы, лук, картофель, и на приусадебном участке созревает рожь. Сдали и хозяева: бабушка исхудала. Появилась небольшая одышка, дед ещё крепится, работает сторожем, почти ежедневно бывает на своем озере, там у него лодка и необходимые снасти. А вот и школа, для меня уже третья. Старый двухэтажный домина где учились деды и моя мама, все в пределах 4 классов.

        Вслед за мной в нашу Миню (так  называлась волость) прибыло много семей из Карелии и  вместить   новое поголовье детей было уже невозможно. Тогда в отдалённых деревнях открыли начальные классы, старшие, от 4 до 7, буквально втиснули в старое здание. 37 человек оказалось в седьмом, то есть в моём классе. Разместили детей, а с учителями  ещё труднее. Директор школы Павла Ивановна Занина успела за десятки лет преподавать чуть ли не все предметы, так как   школу лихорадило с учителями всегда. Миня считалась   медвежьим углом, сюда не доезжали. Зачастую вели уроки вчерашние выпускники 9-10 классов. Где вы сейчас, милая Нина Афанасьевна, преподававшая нам математику после 9 класса? Об иностранных языках просто не слыхивали.

Заниматься начали с октября. А до этого семиклассники дожинали хлеб, убирали овощи. Летом без школьников не представлялись   и сенокосы.

        Не могу не вспомнить кухонный шкаф, в котором содержалась школьная библиотека. К Новому году я прочитала всё содержимое под ворчание деда: долго не сплю и жгу керосин (7-Линейная лампа), Правда, скоро дед снял с чердака светильник для лучины. Керосин, спички, соль, мыло.  Как быстро это стало проблемой, но мои земляки вспомнили про самодельные серные спички, лучину, научились варить мыло, рассол от рыжиков шел вместо соли в выпечку хлеба.  Только мне-то надо было решать свою проблему, вечный вопрос что делать? Седьмой класс позади, а восьмые есть в 45 км в райцентре. Это было не по силам ни мне, ни моим бесценным единоличникам, дедушке и бабушке. Наступили томительные долгие осенние и зимние месяцы практического сидения на русской печи. Все понимали, надо уезжать. Мама запросила моё согласие на усыновление, что позволит выслать мне вызов. Я согласилась, но и с необходимой бумагой в 14 лет я дважды сходила за 45 вёрст в райцентр, чтобы получить пропуск.

Золотой мой дед сумел договориться с какими-то ревизорами, чтобы они подбросили меня до ближайшей железнодорожной станции. И подвезли, благо лошадка эта возила исключительно нужных для Мини людей. Мне повезло необычайно и я, как всегда, решила, что это молитвы моей бабушки. А дальше вокзал, пересадки и наконец, чудом уцелевшая всю войну дорога на Мурманск донесла меня до станции Кемь. В 10 километрах от дома я просидела ночь на вокзале и  только в 9:00 утра села на местный поезд. Уже по дороге к дому встретила маму, совершенно не ведающую о моём приезде.