Папа был со мною строг и категоричен. Когда мне было 5 лет и я ещё не пошла в школу, папа заставлял меня учить таблицу умножения, начиная с 6 (до 5 включительно я её хорошо уже знала). Был воскресный день. Дети меня звали. Папа сказал, что я никуда не пойду, пока не выучу всю таблицу. Я умоляла разрешить мне выучить таблицу на 9 — завтра. Папа не согласился, и я всё выучила и ему ответила вразброс. Мама переживала вместе со мной, просила отпустить меня, но папа был непреклонен. Он был действительно прав. Никаких трудностей с таблицей умножения у меня никогда не было, что позволяло мне не ошибаться в дальнейшем при решении задач.
Ещё более решительные меры в моём воспитании он применил ещё дважды. Когда я выросла, я поняла, что была наказана за действительно недопустимые поступки, но, вероятно, можно было применить более гуманные методы: уже в детстве я была способна многое понимать.
Вот что произошло: мне было лет шесть. В воскресные дни мне выдавали несколько су, которые я тратила по своему усмотрению. Чаще всего я покупала конфеты. В воскресный день, о котором идёт речь, я получила свои су, потратила их, но заметила в кондитерской лавочке какие—то новые конфеты, которые мне очень захотелось попробовать. Я вернулась домой и стала просить, чтобы мне дали ещё денег, папа сказал, что я получила всё, что мне полагалось. Тут я заметила, что на подзеркальнике лежит мелочь. Когда мама и папа вышли в другую комнату, я тихо подошла к подзеркальнику и взяла нужную мне мелочь. Но я не учла, что из другой комнаты был виден подзеркальник и моя рука, которая взяла деньги. Деньги я потратила так, как мне хотелось, и через некоторое время вернулась домой. Меня встретили как ни в чём ни бывало. Стали расспрашивать, где я была, что делала, что видела, покупала ли ещё конфеты. Я не призналась в том, что взяла деньги и купила конфеты. Меня уличили во лжи, и я была наказана несколькими ударами ремнём по попе. Мама, конечно, плакала, удерживала папу, но он сказал, что должен отучить меня от лжи и попыток воровства.
Второй случай, когда я получила такое же наказание, связан с тем, что я вызвала крайнее беспокойство мамы. Обычно через 15 минут после 18 часов я должна была вернуться домой из школы. Время приближалось к 19 часам, мама начала беспокоиться, пошла мне навстречу, начала меня звать, не знала, в какой стороне меня искать. А я, оказывается, вместо того, чтобы вернуться после школы домой, пошла с какой-то девочкой, мать которой пасла коз "a la colline"(на холмы).
Камуэн был окружён небольшими живописными холмами, там было интересно и очень красиво. Я не предупредила маму, т.к. понимала, что вечером меня не пустят, подошла к калитке, встретила в хозяйственном дворе соседку и попросила предупредить маму, что я ушла с девочкой и скоро приду. Соседка была не очень близкой, и, пообещав сообщить, видимо, забыла. Темнело, была осень, начался мелкий тёплый дождь. Подходя к нашей усадьбе, я услышала душераздирающий крик мамы, попыталась ей ответить, и, наконец, бросилась к ней. В результате — серьёзное наказание. Больше папа никогда меня не бил. Я не хотела бы, чтобы создалось впечатление, что папа был злым, просто он считал, что в раннем детстве действенны только меры физического воздействия, а позже он очень часто беседовал со мной, и эти разговоры также оказали на меня влияние.
Среди детей, с которыми я дружила, были французы и русские. Русские были детьми эмигрантов, некоторые—детьми папиных сослуживцев, которые, как и наша семья, нашли квартиру в Камуэне. Некоторые из них жили в доме, выходившем на улицу и на хозяйственный двор. Среди них были девочки Рядченко, отец которых был также штурманом РОПИТ"а. Из детей Рядченко я запомнила самую старшую девочку, которую звали Лена. Ей было 14 лет, про неё говорили, что она монархистка и очень переживает гибель царской семьи. Говорили, что она постоянно читает статьи во французских газетах, где описывались подробности их расстрела в Екатеринбурге. Не знаю её дальнейшей судьбы. Её семья, несмотря на трудности дальнейшей жизни во Франции, в Советский Союз не вернулась. Рассказ об этой девочке произвёл на меня впечатление, я с интересом смотрела на неё, но заговорить на эту волнующую её тему не могла, чувствовала себя слишком мало понимающей в этом вопросе.
Во Франции дети с пяти лет идут в школу. Дома мама много мне читала, много рассказывала не только сказок, но и различных историй, в частности, содержание опер, спектаклей. Рассказывала об артистах, которых её удалось слышать — Шаляпине, Собинове, Смирнове. Мама научила меня читать по-русски, и я начала сама читать те книги, которые у нас были.
Свободное копирование
