Остальное время уходило у него на чтение, подготовку лекций и писательство случайных статей. Они появлялись в "Вестнике Европы" и задевали иногда весьма широкие темы. Так, когда вышло сочинение бывшего министра Пасси "О формах правления и законах, управляющих их выбором" (Des formes de gouvernement et des lois qui les régissent), он посвятил этой замечательной книге подробный разбор, напечатанный им одновременно и на французском языке в журнале "Международного права и сравнительного законодательства", выходившем в Бельгии. Ни книга Пасси, ни разбор Каченовского, однако, не удовлетворяли меня. Бывший министр Людовика Наполеона, которому справедливо ставили в вину, что он остался в кабинете и после насильственного переворота 24-го декабря, проводил красной нитью ту мысль, что большая или меньшая сила правительства и соответственно меньшая или большая сумма свободы, оставляемая в руках граждан, зависит от того, имеются или не имеются налицо так называемые им "разлагающие государство силы" (forces du déroute). Этими силами он признавал одинаково и национальную и классовую рознь. Вся история человечества подводилась им под один знаменатель. Периклова демократия искусственно вводилась в эту схему наряду с аграрным переворотом, затеянным Гракхами, и с социальной революцией 48 года, с целью показать, что за ними необходимо следует олигархия и цезаризм. Каченовский спорил с Пасси в частностях, но принимал его основную мысль; она исключала возможность признания поступательного порядка в развитии государства. Она противоречила идее политического прогресса и косвенно противилась допущению дальнейшего развития демократии наряду с свободой. Я не удержался от того, чтобы не высказать Каченовскому моих сомнений. Он, разумеется, нимало не разделил их, но его научная терпимость была настолько велика, что он нисколько не поставил мне в вину моего юношеского задора и охотно обсуждал в наших общих прогулках частности широкой темы, нас разделявшей.
Иногда в своих работах он далеко уклонялся от своей специальности, увлекаясь, напр[имер], эпохой итальянского Возрождения и посвящая целый ряд статей флорентийским рабочим, предшественникам и современникам Джотто, — тем рабочим, которым мы обязаны постройкой Собора "Божией Матери с Цветком" и других флорентийских храмов, в том числе Сан-Димиато, ныне кладбищенской церкви.
Каченовский был большим любителем Шекспира и, говори нам о веке Елизаветы, умел использовать его трагедии и комедии для характеристики тогдашнего английского общества. Не меньшую разносторонность обнаруживал и другой наш профессор — Станиславский, известный своим переводом Данте на польский язык.
Свободное копирование
