* * *
В том же октябре 1959 года Зефочка, страстная меломанка, пригласила меня на концерт в Бакинскую филармонию. Не помню, что тогда исполняли, но впечатление было необычайное. Зрители сидели в зале, а оркестр расположился на открытой веранде, прямо над морем. Темная звездная ночь, легкий, слышный только во время пауз, плеск волн создавали ощущение, что прекрасная музыка и гармония разлиты во всем мире. И женщина дивной красоты, сидевшая рядом со мной, усиливала это ощущение.
Гордость, необычайная сила духа и нравственная бескомпромиссность уживались в Зефочке с детской незащищенностью. В юности она любила и была любима, но порвала отношения со своим избранником: дочь репрессированных, Зефочка не считала возможным портить ему жизнь. Он воевал, горел в танке, скитался по госпиталям, потом осел в Подольске с женой и двумя сыновьями. Через тридцать лет разыскал Зефочку. Они встретились так, будто не разлучались, но она не позволила ему уйти из семьи. Позднее и ущербное счастье было недолгим. Раны военного времени свели его в могилу. Зефочка и Тата ходили к нему в Институт сосудистой хирургии, его последнее пристанище.
Незадолго до моего отъезда из Баку Зефочка спросила, довольна ли я поездкой. Я ответила: “Очень, но слишком много родни”. Это был эпатаж. Когда родные, в полном составе, пришли провожать меня на вокзал, кто-то спросил: “Тебе понравилось в Баку?” Стоявшая рядом со мной Зефочка простодушно повторила мои слова. Мне хотелось провалиться сквозь землю, но, к счастью, никто не принял этих слов всерьез.