Одно мне нравится в этих сборищах: всевозможные споры, дела, претензии решаются там по своим обычаям, через медиаторов. Решение бывает окончательно, и обе стороны должны согласиться. В случае сомнения насчет справедливости жалобы одной стороне назначают присягу: обвиняемый должен взять в правую руку дроши, а в левую -- серебряную чашу и присягнуть, имея на своей стороне двенадцать ассистентов разных обществ. Присяга никогда не может быть ложной: таково уважение их к этому обряду; исполнив его, он считается совершенно правым и получает должное удовлетворение.
Близ Лашарис-джварского капища есть старый пень, поросший мхом. Заметив, каким уважением он пользуется у пшавцев, я спросил о причине этого, и вот что рассказал мне один из хевис-бери (стариков ущелья).
Давно, очень давно стоял тут огромный дуб, в котором обитали духи, известные под названием мухис-ангелозеби (ангелы дуба), бывшие всегдашними покровителями Пшавии. Дерево это считалось священным, и никто не смел к нему прикоснуться под опасением страшной кары Лашарис-джвари. Известный наездник Зураб Эристав Арагвский в один из своих опустошительных набегов на Пшавию, до сих пор не изгладившихся из памяти ее жителей, чтобы доказать ложность благоговения их к дубу, велел его срубить.
-- Почему же дерзкий не был наказан Лашарис-джвари? -- спросил я.
-- Потому что пока Зураб приказал срубить дерево, он прежде зарезал перед ним кота. А известно, что средство это, на которое из нас никто решиться не может, уничтожает всю силу капища. Зато на том свете душа этого великого грешника должна перенести самые страшные мучения ада... Кроме самого пня есть несколько щепок его, тоже считающихся священными, они хранятся в самом капище, в которое кроме жрецов никто входить не смеет.
Я уже говорил, что в каждом обществе есть свое капище. Иные основаны в честь Божьей Матери, иные в честь святого Георгия Победоносца, некоторые в честь каких-то языческих богов Копала и Пиркуши. Каждое капище имеет свое поверье. Кроме хевис-бери при них полагается дастури, род сторожа или старосты. Обязанность эту исполняют поочередно люди из всего общества, сменяясь каждогодно. Признаюсь, странная обязанность дастури и строгость, с которой он ее исполняет, много раз меня удивляли. В продолжение целого года он не может не только войти в деревню, но даже близ нее пройти; не имеет никакого сношения с женским полом, хотя бы с самыми близкими родными; каждое воскресенье утром, несмотря ни на погоду, ни на время года, он должен пройти по тропинке, собственно для него протоптанной, и выкупаться в речке. К капищу пристроена маленькая лачужка, в которой он живет. У него есть запас хлеба; особая, капищная мельница, в которой он намелет, сколько ему нужно муки, и сам печет себе хмияды, плоский круглый хлеб. Там есть у него и другие мучные припасы, из них он беспрестанно варит луди, без которого не может обойтись ни один капищный праздник.
Расположенная по ущельям Иоры и Арагвы Пшавия изобилует превосходными пастбищами. Хлебопахотных земель в ней гораздо более, чем в Хевсурии, потому что занятые ею горы не так скалисты, хотя и не уступают хевсурским в высоте. Труды землевладельца почти одинаковы: он буквально в поте лица добывает свой хлеб. Запашка и покосы производятся большей частью на таких крутых покатостях, что для перевоза сжатого хлеба и сена летом употребляются сани, и в Пшавии, Хевсурии и Тушетии у жителей вовсе нет арб.
Главный промысел их -- овцеводство. Многие пшавцы имеют по две, по три, а некоторые от шести до десяти тысяч баранов. На зиму все стада угоняются на Ширахскую степь для пастьбы, она лежит между Иорой и Алазанью и никогда не покрывается снегом. На лето стада возвращаются на свои горы, исключая больших отар, угоняемых в Ахалцыхский уезд и даже в турецкие владения. Рогатого скота, лошадей и катеров, в сравнении с другими горскими племенами, тоже достаточно.