Мое бодрое и чаще веселое настроение временами омрачалось сердитыми упреками матери. Я уже говорил о своей религиозности в юные годы. Когда был секретарем сельсовета, Е.П.Быков не раз возмущался: «Почему в церковь ходишь? Почему темной массе дурной пример показываешь?» Когда укрывался от призыва в армию, постоянно молился, чтобы небесные силы уберегли меня от властей. Но пока был на службе, вера в бога из моих понятий о жизни постепенно ушла. О молитвах стал забывать уже в Ярославле и Орске, вернулся было к ним в оренбургском карантине и при втором дезертирстве, но пребывание на военном складе выветрило из головы всякие мысли о святой Троице. Из Харькова выписал на имя брата Дмитрия журнал «Безбожник», в письмах убеждал его и сестер бросить хождения на церковные службы. Матери все это, конечно, не нравилось.
Владимир и Василий вернулись с военной службы тоже не очень-то верующими, но они об этом помалкивали и обмахивали себя крестом, когда садились за стол при матери. Я же показывал свое неверие не только дома, а и в разговорах с односельчанами. Считал, что несу «свет знаний» в свою деревню. Отец смотрел на мое упрямство с усмешками. Он сам еще и до революций бывал в церкви не чаще двух-трех раз в год — по большим праздникам.
Дмитрий стал моим сторонником, таскал затрепанные номера «Безбожника» на молодежные вечеринки. Старушки прозвали меня Иваном-безбожником, и кличку эту я носил без обид, а даже с гордостью. Все это сильно огорчало мою мать. Вечерами, когда все укладывались спать, она часто молилась перед образами, освещенными лампадкой. Однажды слышал ее шепот:«Господи, вразуми нашего Ваню!» Сейчас задним числом браню себя, что у меня не хватало ума понять материнские переживания, быть в вопросах о вере поделикатнее. В этом отношении Владимир и Василий оказались разумнее, они иногда и одергивали меня — не помогало.
Вообще за время службы на Харьковском складе и в кавалерийском полку взгляды мои на жизнь коренным образом изменились. Я стал считать себя, как тогда говорили, «сознательным элементом». Был убежден, что Ленин и все большевики ведут народ к благополучной и счастливой жизни. Это убеждение подтвердилось и состоянием крестьянских хозяйств нашей деревни в 1923 году. Прежних голодовок, прежней нужды в семьях не стало.
Свои взгляды на Советскую власть я распространял в деревне и в лесной артели при каждом удобном случае. На вечеринках подраставшие к призыву в армию ребята охотно слушали мои рассуждения, расспрашивали подробности о быте и службе красноармейцев, обращались за советами. Все, конечно, знали о моих дезертирствах в 19-м и в 20-м годах. Когда спрашивали об этом, у меня была одна отговорка: «Дураком был, не понимал, за что воюет Красная Армия».