Возвращаться в посёлок смысла не было, заканчивалась навигация на Оби, а идти пешком по зимнему тракту, как Ломоносов, не прельщало. Так и оказался я, чтобы не помирать с голоду, в пёстрой компании из бывших зэков, называемой бригадой грузчиков. Разгружали вагоны на станции Томск-товарная.
Возглавлял бригаду дядя Миша, которого все слушались беспрекословно. Я был уже крепким физически парнем, а здесь это было очень важно, вся механизация - твой горб и руки. Кому-то из бригады был запрещён выезд в районы западнее Урала, а дяде Мише в столицы республик и ещё в 270 городов большой страны Советов. Это называлось: бывший зэк "со знаком минус".
Одевались почти по форме: кроме телогреек, носили широкие шаровары, заправленные в кирзовые сапоги, похоже на запорожцев. То ли, чтоб не видна была дрожь в ногах, то ли, чтоб удобнее украденное нести. Многие были украшены татуировками, якоря и кресты перемежались с надписями "не забуду мать родную" на плече или "они устали" на ногах. Накалывали так же портреты Ленина и Сталина, считалось, что конвойные не станут стрелять в изображения вождей на груди.
Штучный груз носили на "горбуше", чём-то вроде рамы, закреплённой на спине ремнями. Тяжелого клали поменьше, а скажем ящиков с конфетами, побольше. Тогда, стоило только чуть качнуться, и верхний ящик летел вниз. Но он ещё не долетал, а конфеты были уже в карманах широких штанов грузчиков - "естественная убыль!" А большую бутылку водки из груза дядя Миша переворачивал вверх дном и резким ударом ладони это дно отбивал. Неспешно отпивал сам и передавал другим. Это тоже была "естественная убыль". Разбитую бутылку нужно было обязательно вернуть в ящик вместе с осколками, для доказательства - сама разбилась.
На причале речного порта познакомился я с матросом пассажирского парохода "Александр Невский". Это был белорус по имени Анатолий, парень душевный и добрый. С ним я даже совершил рейс из Томска в Каргасок и обратно. Тогда только начинали вводить на речном флоте бесплатное питание, а зарплата матроса составляла всего 380 рублей.
Попрощался я с лихой бригадой, пришла пора занятий в училище, которое располагалось на Коммунистическом проспекте в доме 122, это ближе к окраине города. Недалеко была знаменитая на всю страну психо-неврологическая больница.
В общежитии - четырёхместные комнаты без излишеств, четыре металлических кровати, четыре табурета и стол. Портретов вождей на стенах не было. Моими соседями оказались: русский парень Иван, украинец Юрка Сердюк и еврей из Молдавии Ицык Теппер.
Иван родителей своих не помнил, вырос в детдоме. Юрка хвастался, что отец его был главным инженером крупнейшего на Дальнем Востоке рыбокомбината, но сам он убежал из дома и колесил по стране с бродячим цирком, где кое-чему научился. При этом он хромал сильно на одну ногу и носил сапоги большого размера, с сильно загнутыми носами, смахивая походкой на Чарли Чаплина.
Ицык был выслан в Сибирь вместе с сёстрами, они проживали в Чаинском районе здешней области.
Юркины способности и соседство с психбольницей помогали нам бесплатно пользоваться трамваем. В те времена билеты по 15 копеек продавали кондуктора. Мы обычно устраивались в конце вагона, когда кондуктор подходила к нам со словами: "Мальчики, платите за проезд", Юрка выворачивал левый глаз наизнанку и издавал такой душераздирающий звук, что кондуктор в испуге быстро ретировалась. Если же она видела нас и ранее, то спрашивала, отчего мы всё ещё не сдали этого придурка. А вообще-то был Юрка парнем честным, весельчаком и душой нашей компании.
Жили мы вскладчину. Питались в основном макаронами и лапшой, сдобренными маргарином. Картошчка была уже деликатесом.
Ну а в группе была представлена Лига Наций, в урезанном, конечно, виде. Украину представлял Богдан Мазепа, причём звать себя велел по имени с ударением на первом слоге или просто, "пан Мазепа". Из Белоруссии был Иван Рабцевич, очень добрый и спокойный молодой человек. Солнечная Грузия отрядила в наши ряды Георгиади, а Молдавия - братьев Чабан. Последних не интересовало ничто, кроме представительниц прекрасного пола. Борис, правда, всё же учил кое-как предметы и сдавал экзамены за себя и за брата Христофора. Как попал в Сибирь Георгиади, мы так и не узнали, но к морозам был он привычен, зимой ходил только в кожанке и сапогах.
Два здоровенных парня были из Литвы, из них запомнился Сенкус, бывший боксёр. Из русских ребят помню Петра, которого прозывали по его же просьбе "Швандей". Он обучал нас искусству игры в карты, а именно в "очко". Сидя по-турецки на кровати, он клал себе на колени каталог механизмов и деталей трактора КТ-12 и начинал банковать, приговаривая: "За туза и за валета, проработал бы всё лето" или "Себе — не вам, перебора не дам"
Украшением группы был Лев Векшин, отслуживший уже на Тихоокеанском флоте, всем хорош: высокий, черноволосый, лихо плясавший "Яблочко". Присмотрел Лёва вскоре красавицу Галю Журавлёву в доме по соседству, а вскоре они поженились.
Директором нашего учебного заведения был некто Карепин, маленький и желчный старик с визгливым голосом. Любил по вечерам он пройтись по общежитию, посмотреть, чем заняты его питомцы. Пока ему открывали нашу дверь, карты бывали уже спрятаны, и Швандя с важным видом водил по каталогу пальцем. На визг Карепина: "Сколько на кону?", мы могли вполне искренне ответить: "Да о чём вы?". Денег не было у нас, играли мы на щелчки по носу или на компот в столовой.
Изучали в училище 10 предметов, девять технических и один под названием "История коммунистической партии". Её преподавал отставной майор-танкист Соколов. Лихой вояка, сверх программы, рассказывал нам о любовных утехах Екатерины Великой, а также научил выпивать стакан водки, разворачивая кисть руки на 360 градусов. До недавнего времени я ещё мог это проделывать.
Электротехнику вёл завуч Раецкий, бывший морской офицер с Балтики, вежливый, спокойный человек.
Свободное копирование
