Переходя к жизни ссыльных, скажу, что она разделялась на лично-материальную и духовно-общественную, если можно так выразиться, при чем последняя всецело поглощала первую.
Все мы переживали в то время период глубоко альтруистический, как наследие 70-х годов.
Нам казалось "стыдно" слишком заботиться о своем благосостоянии в то время, когда нищенствовал народ и целые сотни товарищей, разбросанные на необозримом пространстве Сибири, находились в положении много хуже нашего.
Поэтому все заботы наши сосредоточивались на организации помощи ссыльным вообще, проходящим через Красноярск партиям в частности и на устройство, если являлась возможность, побегов желающим. Следует сказать, что через Красноярскую тюрьму проходили тогда почти все выдающиеся лица, можно сказать, цвет революционеров 70-х годов, представителей всех процессов и партий, похороненных в каторжных тюрьмах и высылавшихся Лорис-Меликовым на каторгу в Сибирь. Принимая во внимание, что у большинства красноярских ссыльных средства были скудные, лично материальная жизнь наша ограничивалась самым необходимым. Квартиры были более чем скромные, обстановка примитивная, пища самая простая. Наши женщины, вечно занятые хлопотами о помощи товарищам и вообще отрицательно относившиеся "к кухне", лишь в редких случаях заботились о хозяйстве и сплошь да рядом обедать, например, вовсе не приходилось. На этой почве бесхозяйственности нередко происходили высококомичные сцены.
Особенно беспомощен был наш милый философ, В. В. Лесевич.
Как-то утром отправился я к нему и увидел такую картину, достойную кисти художника: сидит философ на корточках перед голландскою печью, зажигает одну спичку за другою и прикладывает их к коре толстых, сырых березовых поленьев.
-- Что вы делаете, Владимир Викторович?
-- Да вот,-- улыбаясь, отвечает он,-- Лидия Парменовна ушла на свидание в тюрьму, а к кухарке явились ее любовники-солдаты... Она не идет топить печь, а у нас холодно.
-- Как же вы думаете поджечь спичками такие громадные поленья?
-- Что же делать?
-- Щепок нет?
-- Щепок?.. Нет...
Я вытащил обратно дрова, сорвал кору с них, отколол ножом несколько щепок и, наложив опять дрова на щепки и кору, затопил печь.
-- Как это просто!-- воскликнул Владимир Викторович,-- в жизни своей не растапливал печи!
А маленькая его дочь, Юлуся, даже в ладоши захлопала, увидев яркое пламя.
Другой раз заметив, что В. В. не во-время вышел из квартиры, я, при возвращении, вышел к нему навстречу и спрашиваю:
-- Куда это вы ходили в неположенное время?
Опять та же жалоба, сопровождаемая добродушным смехом:
-- Лидия Парменовна ушла на свидание, а у кухарки любовники, и она не варила обеда.
-- Что же вы придумали?
-- Ходил, ходил и купил пряников...
-- Пряников?!. Зачем?..
-- Нашел простоквашу и, думаю, с Юлусей этим пообедаем...
-- Простокваша с пряниками!
-- А что делать?
Потом он говорил, "что его обед" был "очень вкусен и весьма питателен".
Когда я женился на В. Н. Левандовской, в моем хозяйстве бывали еще похуже эксцессы.
Некоторое время со мной жил С. Н. Южаков, когда уехала, его жена, и технолог Г. П. Андреев.
Валерия Николаевна, как хозяйка, должна была заведывать нашим питанием, но в действительности и сама ничего не ела, и нас бросала на произвол судьбы, с утра до ночи находясь то в тюрьме на свидании, то провожая или встречая партии, то собирая для товарищей деньги, одежду и провизию.
Как то раз она особенно запоздала, а мы были голодны, как собаки. На наше счастье баба принесла яйца. Я тотчас купил их и торжественно об'явил своим сожителям, что угощу их яичницей. Южаков залился своим звонким, раскатистым смехом, не веря в мои способности, Андреев также сомнительно улыбнулся... Между тем я принялся за свое дело и, не найдя ни масла, ни соли решил зажарить яичницу на постном, коноплянном масле, купив его в мелочной лавченке, торговавшей дегтем и другими "черными товарами". Скоро невероятная вонь, проникшая во все комнаты, и шипение известило моих товарищей, что я серьезно приступил к делу.
-- Что вы там делаете?-- кричал Южаков.
-- Идите яичницу есть и зовите Григория Петровича!-- отвечал я.
Пришли они; я им подал яичницу, не говоря, на чем я ее приготовил.
Кривились мы, кривились, но с`ели до-чиста.
-- Ну, какова?-- спросил я, когда обнаружилось дно сковородки.
-- Тошнит!-- ответил, заливаясь смехом, Южаков, но есть можно.
Тогда я обнаружил свой секрет.
-- Чорт бы вас побрал!-- пробурчал Андреев,-- зачем вы об'яснили? Того и гляди вырвет...
Но дело обошлось благополучно, а Валерия Николаевна, узнав, по возвращении о моем искусстве, чуть не умерла от смеха.
Единственный дом, в котором все и всегда было исправно, это был дом Лошкаревых. Хотя Мария Галактионовна {Скончалась в конце апреля 1907 г.} уделяла не мало времени заботам о товарищах, но хозяйством заведывала ее мать, Эвелина Осиповна, и, благодаря этому, в квартире Лошкаревых была, как говорится, божья благодать. Кто бы и когда ни зашел, всякого и всегда Эвелина Осиповна встречала с редким радушием, вы сразу чувствовали себя, как дома, в уютной семейной обстановке, и без всякого стеснения ели вкусные обеды или пили чай с превосходными булками, которые Эвелина Осиповна изготовляла с редким искусством. Не говоря уже о присущей ей искренности и сердечности, Эвелина Осиповна с особенным сочувствием относилась ко всем ссыльным и потому, что все ее три сына были ссыльными, заброшенными в разные глухие места, и сама она приехала в Сибирь за дочерью, добровольно последовавшей за мужем. Эвелина Осиповна беззаветно любила своих детей, непрестанно думала об их судьбе, которая была аналогична с судьбою окружавших ее в Красноярске ссыльных, и последние поэтому были близки ее любящему сердцу, как постигнутые одинаковой участью с ее семейством. Забегая далеко вперед скажу, что 30 апреля 1903 года она скончалась.
Свободное копирование
