Затем перешли к беседам о наших личных приключениях.
Оказалось, что у Левы был произведен обыск сначала в Одессе, где у него отобрали мои бумаги, карточку, но лично его не тронули, так что он имел еще возможность держать окончательный экзамен в университете, потом уехал домой и мечтал "о благополучном исходе".
Но не тут-то было! Вскоре в Городищенский сахарный завод явилась полиция, произвела вторичный обыск и, хотя ничего не нашла, все-таки увезла Симиренко в Киев; здесь его с неделю продержали "в клоповнике", в Лыбедской части, где он положительно не мог отбиться от клопов, а потом, без дальнейших рассуждений, потащили в Мценск, для отправки в Сибирь.
В Мценск Симиренко был привезен в ноябре, так что к моему приезду Лева уже "обжился" в этой тюрьме, просидев 7 месяцев.
Мокриевич тоже был "внезапно схвачен". Он ездил к своему брату в Каменец-Подольск и, не помышляя об опасности, взял для обратного путешествия у брата очень хорошую шубу. Но только что Иван Карпович явился в свое имение (Лука-Барская, Подольской губ.), как был "схвачен" в шубе брата, привезен в Киев, посажен в тюрьму, потом вскоре отправлен в Мценск, куда привезен в январе, несмотря на весьма болезненное состояние. В 79 и 80 году генерал-губернаторы не любили медлить и об'яснять причины, а особенно в 79 году, т.-е. в год ареста меня, Левы и Мокриевича.
Итак, с разных концов генерал-губернаторы согнали нас на свидание в Мценск.
Я, в свою очередь, рассказал о моих похождениях.
Чуть не до света болтали мы и далеко не переговорили обо всем.