Наконец-то я сидел в тепле - и среди своих. И обстановка была уютная, мирная. И на скатерти матово поблескивал пузатый, запотелый от холода графин. И заполняя весь столик, громоздилась еда - множество еды! - розовая, в белых мраморных прожилках ветчина, слезящийся сыр, остро пахнущая, копченая рыба. И всякие колбасы. И пупырчатые огурчики. И зеленые салатные кружева…
При виде всей этой роскоши у меня от голода схватило кишки; стало даже как-то муторно, нехорошо. Я ведь ничего не ел уже два дня. Да и до того долгое время жил впроголодь… И теперь я - ощутив мгновенное головокружение - потянулся к закускам, наложил полную тарелку, соорудил себе гигантский бутерброд.
Наполнив водкой стаканы, Солома возгласил торжественно:
- Со свиданьицем!
Мы чокнулись со звоном. Выпили. И он спросил меня - собрав у глаз добродушные морщинки:
- Ну, малыш, рассказывай - как твои успехи?
- Да ничего, - отвечал я набитым ртом, - все нормально…
- Видать, не так уж нормально, - проговорил с сомнением один из спутников Соломы. И цепким, оценивающим взглядом осмотрел меня всего - помятый мой пиджачок, несвежую рубашку, изможденное, жадно жующее лицо…
Я почти физически ощутил этот его шарящий взгляд - и перестал жевать.
Нет, даже здесь я не мог себя чувствовать свободно, раскованно - как встарь! Я теперь вынужден был кривляться перед своими, так же, как и перед чужими… А что мне оставалось? Я отбился от старого берега и не прибился ни к какому другому. И самое главное было теперь - не выказать слабости, скрыть свой голод. Скрыть голод, вы представляете, каково это?! Особенно, если ты - за столом. И стол этот сплошь заставлен яствами, буквально ломится от них! И все тебе здесь доступно, стоит только протянуть руку…
- А ты, вообще-то, чего тут делаешь - на бану? поинтересовался Солома, - едешь, что ли, куда?
- Нет, хотел одну знакомую встретить, - сказал я. - Журналистку… У нас с ней дела…
- Дела, значит, идут? Печатаешься?
- Да вот - начинаю.
- Здесь, в Иркутске?
- Здесь. В областной газете.
- Ну и как же тебе плотют? - спросил другой спутник Соломы. - Можно хоть жить-то?
- Можно, - сейчас же, с ухмылочкой, отозвался первый. - Как на лагерной баланде, знаешь? - Жить будешь, но бабу… не захочешь! Да и чего тут спрашивать?
Он звучно икнул, провел по сальным губам ладонью. Затем извлек из верхнего кармашка пиджака цветастый платочек и - развернув - аккуратно вытер им руки.
- Чего спрашивать? Сам, небось, видишь: как его тут держат, чего ему плотют… Стоило ли ради этого бросать роскошную жизнь? Хрен на хрен менять - только время терять.
- Кончайте треп, жиганы, - сказал тогда Солома, - что вы во всем этом смыслите? - И строго из-под нависших бровей посмотрел на своих партнеров. Ваше дело курочить замки. А литература - не про вас. Это работенка особая, тонкая, непростая… И у поэтов всегда так бывает: начало трудное, но зато потом… Я это могу подтвердить. Все-таки я - как старый онанист и ценитель Есенина - знаю, что такое творческая жизнь! Читал кое-что. Читал… И знаю этого пацана - как он сочиняет. И верю в него! Ведь не зря же вся босота - от Колымы до Черного моря - поет его песни… А это тоже что-нибудь да значит!
Он подморгнул мне весело. Взял графин - встряхнул его и точным движением разлил по стаканам остатки.
- И хватит размазывать по столу жидкую кашу. Давайте-ка лучше рванем - за фарт, за удачу! За то, чтобы фортуна улыбалась всем - и нам, и ему.
Вот какую речь произнес ростовский этот медвежатник! Хорошо он сказал, хорошо. Я посмотрел на него с благодарностью. С ним мне всегда было легко. По возрасту Солома вполне годился мне в отцы, и относился ко мне с неизменной добродушной снисходительностью. При нем я как бы вечно оставался мальчиком, юнцом. И воспринимал это его старшинство безропотно; вероятно, потому, что оно было добрым? .
Внезапно из репродуктора, висевшего надо мною, зазвучал металлический голос: "Внимание! Объявляется посадка на владивостокский экспресс, отходящий в 23.15 со второго пути… К платформе № 1 прибывает поезд, следующий по маршруту…" И тут же я спохватился, вспомнил об Ирине. И сказал, поднимаясь:
- Чуть было не забыл!.. Пойду, прошвырнусь по перрону. Надо встретить кое - кого…
Я сказал так - и уловил в глазах у ребят какое-то беспокойство. Они быстро и молча переглянулись меж собой. И я осекся и мгновенно понял, в чем суть.
Свободное копирование
