И всматриваясь в рыжую эту кобуру, Михаил поежился зябко; опять пробудилась в нем давешняя тревога. Вдруг он заметил лицо старика.
    Старик не спал, помаргивал, чадил цигаркой,  - тоже следил за Скрипицыным… Потом он выплюнул окурок и покосился на Михаила. И тотчас же оба они прижмурились, затаились, отворотясь.
    Они долго так лежали - недвижно и немо.
    В тишине, над пустынными северными снегами, посверкивала и медленно кружилась ночь: она кончалась уже и луна поблекла и словно бы выцвела. И созвездья сдвинулись к Западу. И запрокинув лицо, щурясь в стылое небо, Михаил думал:
    "Надо спасаться пока не поздно! Надо бежать! Этот тип с пистолетом, старик этот - чего они хотят? И кто за кем здесь охотится? Не поймешь…" Мысли путались и были мутны, но чувство тревоги не иссякало в нем, гнездилось прочно. И все сильней одолевало его отчаяние. Надо спасаться, но - как? Здесь же ведь глушь, бездорожье. Куда я денусь, куда пойду? Все равно загину - в снегу, в проклятой этой пустыне".
    Зловеще и низко пылал над ним полярный ковш - семь зеленых огней, семь звезд Большой Медведицы. Ледяные звездные лучи тянулись к ресницам и покалывали глаза. Михаил заслонился локтем, вздохнул. Стало жалко себя - так жалко - до слез.
    В это время Скрипицын сказал:
 
    - Эй, батя, ты чего опять смотришь? Все смотришь и смотришь. Спи.
    И старик ответил:
 
    - Да вот смотрю - думаю… Где же это мы встречались?
    Он поскреб косматую свою бороду, хрустко зажал ее в горсти.
 
    - Слышь-ка, а ты, часом, не геолог?
 
    - Ну, допустим,  - сказал, покашливая, Скрипицын.
 
    - А ведь я тебя знаю, однако. Видел.
 
    - Где?
 
    - Недавно где-то…
    Старик затих, пожевал ртом и затем, стремительно:
 
    - Знаю,  - сказал,  - точно!  - Ты осенью был в Салехарде?
 
    - Ну, был.
 
    - Стало быть, я там тебя и видел. В чайной, на углу, возле склада… Мы с ребятами похмелялись, а ты как раз подошел, помнишь?
 
    - Постой, постой.
    Скрипицын сел, упираясь кулаками в снег.
 
    - Ты, что ли, с Лукьяновым был?
 
    - С ним и с Гришкой, и еще с этим - как его?  - мордатый такой, в очках.
 
    - Вер-рно,  - сказал Скрипицын,  - все верно! Это ж друзья мои.  - Он хохотнул.  - Вот так история! Теперь и я припоминаю… Ты у них проводником служил?
 
    - Ну, да. Ходил с партией по низовью. До недавнего…
 
    - Забавно,  - ухмыльнулся Скрипицын.
    Они говорили быстро, перебивая друг друга и трудно сдерживая волнение. И слушая отрывистый этот разговор, Михаил подобрался весь, поднял голову.
 
    - Забавно, н-да.  - Скрипицын размял папироску, прикурил от уголька.  - Выходит, мы с тобой соратники! Фамилия твоя - как?
 
    - Фамилие мое будет Ананьев.  - Старик улыбнулся. И сразу улыбка погасла.  - Что ж это ты,  - сказал он строго,  - суетился тут, воду мутил…
 
    - А что - я?  - забормотал Скрипицын.  - Что - я?
 
    - А ничего. Перепугался… И меня с панталыку сбил… Тоже мне, соратничек!
 
    - Но, но,  - сказал Скрипицын,  - спокойно, батя. Ты на себя поглядел бы.
 
    - Так ведь я - понятное дело,  - развел руками старик.  - Я подошел, вижу: непорядок. Больно уж компания сумнительная. Чего-то все дергаются, жмутся… А у меня, между прочим, в мешке соболя. Шестнадцать шкурок! Соображаешь? То-та. Еще горностай, куница… Добыча богатая.
 
    - Соболя!  - Скрипицын отмахнулся пренебрежительно.  - Это все, батя, мелочь, пустяки. Вот здесь…  - Он шибко - ладонью - похлопал по брезентовой сумке.  - Знаешь, что здесь лежит? Золотишко!
 
    - Золото?  - почтительно проговорил старик,  - откуда?
 
    - Из Урочища… Да это, в общем-то, не важно - откуда. Мощная залежь, вот, что главное! Перспективная. Если расчеты подтвердятся, будем прииск закладывать.
 
    - Да,  - сказал Ананьев,  - да, конечно. С таким грузом - ай, ай… Как же-шь ты рискнул - один, на ночь глядя?
 
    - Так получилось. Машина в зыбуне застряла, шофер ноги проморозил. Ну, я ему доху отдал, а сам - пехом… Как-нибудь! Да теперь уж недалеко.
 
    - В район, что ли, топаешь?
 
    - Туда.
 
    - Стало быть, по пути.
    Помолчали. Потом Скрипицын сказал:
 
    - Смешно! Ну, этот чернявенький, кудреватенький - ладно. Молодой еще, квёлый. Но мы-то, мы - таежники, старые лесные волки!..
    Он сказал, и мгновенно Михаил поднялся, шагнул через огонь, давя угли, разбрызгивая искры.
 
    - То есть как это - квёлый?  - сказал он вздрагивающим от обиды голосом.  - Почему?
 
    - Садись,  - Ананьев потянул его за рукав,  - чего пенишься? Садись, потолкуем.
 
    - О чем толковать-то?  - Михаил выпростал руку.
 
    - И так ясно…
    Он расстегнул тужурку, тронул внутренний карман. Пошуршал там, помедлил. И потом:
 
    - У меня - деньги,  - сказал с хрипотцой,  - понятно вам? Двадцать тысяч. А вы… Эх! Да на моем месте любой бы забоялся.
 
    - Ого!  - Старик задрал бороду - удивился свыше меры.  - Прилично… И куда ж ты с ними?
 
    - В экспедицию,  - сказал Михаил,  - к ребятам. А вы думали, куда?  - Он дернул плечом.  - Бухгалтер наш заболел, вот, пришлось… Думал, поспею дотемна…
 
    - Это что за экспедиция?  - спросил Скрипицын,  - чья?
 
    - Академии.
 
    - Из Ленинграда?
 
    - А вы разве знаете?
 
    - Я, брат, все здесь знаю. У вас начальником кто - Гринберг?
 
    - Да, да. Семен Евсеич. Большой, кстати сказать, знаток здешних мест.
 
    - Ну вот,  - кивнул Скрипицын,  - вот и разобрались.
    И поворотившись к старику, он добавил скороговоркой:
 
    - Историей интересуются. В старых рукописях ковыряются, вообще, всякое старье собирают. Ну, и раскопки ведут…
 
    - Раскопки первоначальных казачьих поселений!  - Михаил заметно приободрился и говорил теперь уверенно, легко.  - Вы слышали, друзья, о Мангазее? Этот город возник в начале XVII столетия - просуществовал, правда, недолго, но оставил по себе прочную память. В сущности, он послужил как бы трамплином для сибирских землепроходцев, первой ступенью на пути к освоению этой вот земли.
    И сузив глаза, он медленно, пристально, осмотрелся по сторонам.
 
    - Колоритная земля! Непомерная, изобильная, суровая. Сколько здесь крови лилось!
    По земле, по увалам и зарослям, протекли красноватые мутные тени… Стало светать. Стал виден недальний ельник - щетинистый, островерхий, весь испятнанный бликами. Стали стволы отчетливыми и плоскими, и все ярче стала проступать за ними косая, струистая полоска зари.
    Ананьев сказал, поднимая мешок:
 
    - Что ж, ребята, кончай ночевать.  - Потопали!
 
 
    - Н-да, переночевали,  - хмуро усмехнулся Михаил. Зевнул, стукнув зубами. Закинул за плечо ружье.  - Весело переночевали, ничего не скажешь!