Жуткий случай
Мы с моим приятелем Вовкой, как с работы идем, друг другу всякие истории рассказываем. А он — дотошный, ну ничему не верит. И вот вчера мы с ним окончательно поссорились.
Стал я рассказывать, как к тетке на день рождения ездил.
— Значит, — говорю ему, — я с поезда слез и в сани…
А Вовка:
— Откуда там сани, ты что?
А я ему:
— А вот там сани и все. Не дошла еще цивилизация. Ну, сел, значит, еду… А уже стемнело. Сани летят как такси. Я сумку с продуктами к себе прижал, бутылки на ухабах булькают, ветер в ушах свистит. И вдруг, смотрю я, какие-то огоньки нас догоняют. Я ямщику говорю:
— Смотри, кто-то курит на ходу.
Он обернулся.
— Ха! Курит! Да это — волки!!!
Я так и обмер.
А огоньки все ближе, ближе, уж метров десять осталось, смотрю, — и правда — они, четыре штуки, здоровенные. Я ямщику кричу:
— Гони!
А он мне:
— Нельзя скорость превышать, не положено.
Я ему:
— Да ведь сожрут.
А он:
— Да. Могут. Недавно целую машину лыжников съели.
— Что же делать? — кричу.
— А ничего. Видно, судьба.
А они все ближе, ближе. Я ноги под себя поджал, дрожу. А ямщик мне кричит:
— А ты им из харчей чего-нибудь кинь, вон у тебя полная торба, может поотстанут.
Я кричу:
— Не могу, на день рождения еду, все для гостей.
— Ну тогда вместе с харчами и сожрут, — прокричал ямщик, не оборачиваясь.
А они уже совсем близко, глаза голодные.
Я взял, ну, прямо от сердца оторвал, и целый килограмм «Любительской» колбасы бросил.
— Порезанная? — перебил меня Вовка.
— Нет, куском, — ответил я и продолжал: — Поотстали. Понравилось. Еще бы! Я и сам эту «Любительскую» могу килограммами есть.
Минуты две-три прошло, опять догоняют. Я им еще кило сосисок скормил.
— Свиных? — спросил Вовка.
— Нет, молочных.
— А!
— Потом пошло. Буженину по ломтику 600 граммов повыкидывал, ветчины около килограмма было, вся постная. А они бегут и бегут с новой силой — разохотились.
Ямщик кричит:
— Ты им «Экстру» брось! Отстанут.
Я ему прямо со слезами:
— Да зачем им, ведь не пьют.
— А я тебе говорю: бросай, эти пьют.
Бросил. Мать честная! Один, значит, пробку так лапой отковырнул и прямо всю поллитру из горлышка и высадил. А другие несутся во всю прыть.
— Ну, волки! Мало, что волки, еще и алкоголики. Так все четыре бутылки и выбросил. Обидно!
— Еще бы! — вставил тут Вовка.
Вдруг ямщик тормозит.
— Тпру…
Я ору:
— Ты что?
А он мне:
— Светофор. Что ж я, на красный попру?
— Откуда здесь светофор, что ты?
— А теперь всюду. Культура!
— Сожрут! — ору.
— Не! Они сейчас тоже станут, привыкли, понимают.
И верно. Встали, с ноги на ногу переминаются, морды противные. А главное, ни в одном глазу.
Тронулись.
— Ну, старик, — говорю, — теперь на тебя вся надежда, мясное кончилось, одни кондитерские изделия и фрукты остались. Гони!
А он мне:
— А они и это тоже жрут.
А волки так дружно бегут, в колонну по четыре. Догоняют. Я им печенье с конфетами вперемежку горстями швыряю. А они бегут, печеньем хрустят и фантики на ходу выплевывают. Соображают гады. А у меня еще бутылка шампанского была. Ну, думаю, сейчас я вас пугну. Взболтал я ее, как бухну. А они ничего, бегут, только чихают на ходу.
— В нос им ударило, без привычки. Конечно, несерьезный напиток, — пояснил ямщик.
Обернулся, смотрю, совсем уж близко. И вдруг ямщик налево свернул. Я ему:
— Так прямиком-то ближе.
А он:
— Нельзя, — отвечает, — одностороннее.
Так мне это одностороннее торта стоило. В общем, все выкинул, все. Пустая сумка. А волки наседают, и уж вижу, один к прыжку готовится.
Ямщик кричит:
— Теперь конец.
Тут сани как дернет, я и вылетел. Упал я лицом в снег, лежу. Чувствую, меня за плечо уже хвать и трясут.
— Началось, — думаю. — Открываю один глаз, смотрю, ямщик надо мной стоит.
— А где эти? — спрашиваю.
А он мне:
— Бутылки побежали сдавать, не до тебя им.
Я, значит…
— Ну, ладно, хватит врать, — оборвал тут меня Вовка.
— Чего это «врать»?! — обиделся я.
— А то, что эти волки убежать не могли.
— Почему? — удивился я.
— А потому, что посуду после девятнадцати не принимают, а только в обмен берут. Вот!