II. А вот малярийная станция, куда я был принят весной 1944 года на должность помощника энтомолога (районным станциям энтомолог не полагался, лишь «пом») оказалась учреждением весьма своеобразным, прежде всего потому, что в ней работали только девушки, если не считать начальника доктора Чернятина, редко когда здесь появлявшегося, фельдшера Георгия Константиновича Тутолмина, пожилого дядьку, носатого, лупоглазого, но добродушного, сообщавшего перед какой-либо нашей трудной работой, что принять в ней участия сегодня он не может, ибо у него внутри опять начался некий «хлебный процесс», и ещё поговоркой, в конце фраз, у него были не менее странные слова «и ряд другое»; третьим мужчиной в нашей «малярийке» был конюх-возница дядя Коля — пожилой инвалид, а четвёртым стал я. Должности и обязанности сотрудников распределялись так: зам. начальника Саша Петрова — плотная красивая брюнетка с усиками, фельдшерица, выполняла всю начальническую работу многообразную, ответственную и порой весьма трудную; я, то бишь пом. энтомолога, должен был выявлять водоёмы, где обитали личинки малярийных комаров, организовывать их обработку ядами, изыскивать места зимовки взрослых комаров, принимать меры по их ликвидации, исследовать степень заражённости комариных самок (самцы всех видов кровососущих комаров кровью не питаются) малярийными плазмодиями, «и ряд другое», выражаясь языком сказанного Тутолмина. Лаборант Тася Кубрина — очень симпатичная девушка — исследовала кровь населения района на предмет паразитов; остальные девушки работали бонификаторами, каковое название я до сих пор не могу расшифровать, ибо в переводе бонификация означает улучшение; что же улучшали мои бонификаторшни, когда опыливали ядовитой парижской зеленью болотца и прибрежные воды озёр — а именно это и было основной их обязанностью? Я же был вроде бы как их бригадиром, так как по штатному расписанию имел две обязанности: помощника энтомолога и инструктора-бонификатора (не считая секретарства во ВТЭКе). Мои бонификаторшни были самыми разнообразными девицами, от весьма симпатичных до «так себе» или даже «не очень», однако внутри сего женского коллектива я ничего «такого» себе почему-то не позволял несмотря на всяческое поначалу обхихикивание, а потом мы все взаимно попривыкли к своим ролям, характерам и привычкам, и работали весьма слаженно и дружно, словно одною семьёй. Мы не считались с нашей «иерархией» и каждый из нас в любой момент мог заменить и лаборанта, и бонификатора, и конюха, и самого начальника, и фельдшера. В пятидесятые-шестидесятые годы я повстречал двух своих коллег по малярийке — Тамару Волостникову и Надю Старинскую, уже пенсионерок; а что с остальными, и где они — не знаю, и они не знают. И, кроме нас, никто сейчас не помнит и не ведает — материалы эти засекречены, да так, что мне не удалось восстановить этот кусочек моего медицинского стажа для пенсии — как во многих районах Сибири презловреднейше свирепствовала малярия.
Свободное копирование
