Степан Иванович был исключительно обязательным и честным человеком. Взять что-либо чужое было для него совершенно немыслимым, невероятным делом (это не касалось материнских движимых и недвижимых богатств, которые он безусловно считал только своими). Охотно давал, иногда крупные суммы, взаймы, а о затянувшемся долге, как ни странно, стеснялся спросить — этим приходилось, тайно от него, заниматься матери. А о том, как его можно было облапошить на миллионные суммы, мое первое к тебе письмо — "Христофор".
Где-то в десятые-двадцатые годы Степан Иванович стал… фермером. В местечке Борчокрак под Симферополем приобрел (или построил) ферму, в каждом стойле которой стояла породистая корова, и — что кому-то из очевидцев особенно запомнилось — в отсеке у каждой буренки висело отдельное полотенце. В компаньоны к себе отец взял Якова Яковлевича Кизельштейна (муж моей крестной, провизор). Друзья закупили специальных бутылей для розлива молока, какой-то конный транспорт для развозки продукта по городу; кто был дояром — не имею понятия (по-видимому, кого-то наняли). Похоже, коровы те находились только на стойловом содержании: о пастьбе их что-то не рассказывалось. Через короткое время наши "фермеры", как и следовало ожидать, прогорели, быстренько реализовав скотину, помещение и оборудование.
Я уже писал тебе, что отец был совершенно непьющим человеком. В связи с этим вышел превеликий конфуз. Некие инженеры, составляющие комиссию по испытанию одного из его бесчисленных изобретений, были им приглашены на определенный день и час "на угощение". Большой овальный стол буквально ломился от изысканной снеди, в центре возвышался большой никелированный самовар. Отец гостеприимно накладывал в тарелки гостям всякие там икры-балыки. Гости разаппетителись, потирали руки, чего-то ожидая; поговорили о предмете изобретения, еще о чем-то; отец предложил приступить к угощению. Гости стали что-то высматривать на столе между блюд с закусками, но ничего не находили. Один из них, извинившись, сделал мне знак и поманил за дверь: я думал, он даст мне какой-нибудь гостинец, но дядечка спросил: а что, у вас совсем-совсем не пьют? Не поняв вопроса, я отвечал: почему же, пьют — кто компот, кто чай, отец любит простоквашу, а я вот лично предпочитаю просто воду, которую специально для себя приношу из дальнего родника, могу мол и вас угостить, это очень вкусная вода.
Поблагодарив меня за подробное объяснение, инженер уловил момент и таким же манером вызвал в другую комнату мать; я видел, как на его вопрос она сделала широкие, как от ужаса, глаза.
Сие "чаепитие" длилось недолго: гости куда-то заторопились и вскоре исчезли. Когда мать рассказала отцу о причинах такого их поведения, он страшно рассердился, кляня на чем свет стоит всех экспертов, инженеров и "прочих пьяниц", ну а потом, как водится, влетело и матери. Разумеется, изобретению этому не было дано ходу с самого его начала по вине побывавших у нас "бюрократов"…