Прожил я в Путятине в ожидании будущих благ до конца августа и уехал в Москву. По первому разу я остановился жить у Отрадинского, а потом перебрался в гостиницу “Швейцария” на Мясницкой против почтамта. Здесь однажды уже в октябре взял я газету, начал рассматривать объявления и прочел, что на завтра назначено заседание Физико-Медицинского общества и будут сделаны там такие-то доклады. Заинтересовавшись ими, я отправился в заседание и встретился там со знакомым доктором Репманом, с которым познакомился в окружном суде, будучи очередным присяжным заседателем. Встретились, разговорились и он сообщил мне, что в больнице, где он служит, т.е. Павловской, скоро освободится место хирурга, советовал похлопотать о нем и обещал свое содействие, а вместе с тем пообещался назавтра же узнать все это дело точно, официально, что и исполнил.
Дня через два я ехал уже в больницу с прошением в кармане. Но место, на которое я мог поступить, было место сверхштатного ординатора (Кондакова), которому давалась квартира только потому, что Репман, которому она принадлежала, не жил в ней, а место хирурга было еще занято и могло освободиться лишь в декабре. Но мне нужна была главным образом казенная квартира с отоплением и я схватился и за это место ввиду обещания Главного доктора представить меня на место старшего ординатора, т.е. хирурга, который уже сделал заявление о том, что он выходит в отставку.
Квартира состояла из 5 комнат в первом этаже, но ее нужно было еще отделать. Главный доктор Александр Густавович Левенталь, уже немолодой человек, но желавший молодиться, принял меня, что называется, благосклонно, прочитал прошение и указал в нем на ошибку, состоявшую в том, что я назвал больницу Петропавловской, а она была императорская Павловская, стало быть, нужно было переписать все прошение, что было тут же исполнено. Он обещал дело не замедлять и представить обо мне ходатайство Почетному опекуну, управляющему больницей барону Бюллеру и медицинскому инспектору Коху.
Мне не терпелось, хотелось получить казенную квартиру и я обратился за содействием к тому же Гивартовскому, который был полезен мне при получении командировки за границу. Гивартовский дал мне письмо к Бюллеру, прося его за меня, а вместе с тем я побывал и у Коха, который дал слово не задерживать моего утверждения. Итак моя служба (судьба?) стояла в руках трех немцев: Левенталя, Бюллера и Коха и 4-го голландца Репмана, который уже окончил свою роль.
Бюллер, надутый тайный советник, жил в архиве Минестерства иностранных дел на Моховой улице, принял меня надменно и сказал, что все зависит от Главного доктора, которому он передаст и письмо Гивартовского. Далее мне следовало побывать снова у Левенталя и узнать, в каком положении мое дело. Он сказал, что при первом же приезде Бюллера, что состоится на днях, он сделает представление обо мне на должность сверхштатного ординатора и, что я буду утвержден, письмо Гивартовского ему уже передано, а теперь мне нужно повидаться со смотрителем больницы Лисагоровским и попросить его ремонтировать поскорее мою будущую квартиру. Я всегда был против разных смотрителей, но тем не менее пошел и к этому, благо на том же больничном дворе, и сообщил ему слова Левенталя. Эта старая крыса был такая мямля, что противно было даже говорить с ним. Он сказал, что в квартире выбелят потолки, немного покрасят полы и сменят обои, которые я могу выбрать сам в таком-то магазине и сказать там, что это назначается для Павловской больницы.
Дня через три я был снова там и увидал, что потолки уже выбелены, но плохо, обои привезены, но не распакованы, что полы в прежнем состоянии. Чтобы побудить рабочих делать дело поскорее, я дал им два рубля и тем испортил дело: нужно было дать 50 коп., а то на мои деньги они перепились и два дня не работали. Наконец представление сделано, утверждено, квартира готова, и я могу переехать в нее. Обо всем этом я написал в Путятино, зовя своих переезжать в Москву, и только лишь 19-го декабря 1881г. мы въехали в казенную квартиру всей семьей.
Свободное копирование
