Научными вопросами мы с ним не занимались; сразу видно было, что его тянуло больше всего дело житейское и желание быть знакомым с выдающимися лицами. После Галле мы с ним жили и в Гейдельберге и в Лейпциге, даже в Страсбурге и в Париже в одной и той же гостинице; часто виделись, вместе обедали, вместе бывали в госпиталях и, стало быть, достаточно узнали друг друга.
С Дмитрием Андреевичем произошел однажды оригинальный случай. Он с женой занимал квартиру в две комнаты и, конечно, они не затем приехали, чтобы постоянно сидеть дома, а часто отлучались, иногда на целый день. Хозяйка квартиры пользовалась этим и, когда они уходили, спрашивала их надолго ли они уходят, и если они говорили, что уходят надолго, она обращала их комнаты в сушилку для белья, развешивая его по всем направлениям и растворяя все окна. Как-то вышло однажды так, что они возвратились раньше срока и увидали, что их квартира занята мокрым бельем. Конечно, сказали хозяйке, что это с ее стороны самоуправство: раз она сдала комнаты, так не может уже ими пользоваться для своих удобств. Она извинилась и сказала, что больше этого не будет, но через два дня та же история повторилась, и опять извинения и обещание, что это уже в последний раз. Но не утерпело немецкое сердце: хозяйка еще раз соблазнилась и повесила белья больше прежнего, предполагая почему-то, что Муриновы вернутся не скоро, а они вернулись через час по уходе. Тут уже сам Муринов вступился в дело, а до тех пор он предоставлял вести переговоры жене, и потребовал, что бы к нему самого квартирохозяина. Тот не замедлил явиться и заявил, что квартире ничего не сделается, если за отсутствием жильцов, в ней посохнет чистое белье, и что-то еще в том же роде,. и закончил какой-то дерзостью, которую не смог вынести Муринов и со всего размаха ударил немца по щеке, немец не ожидал этого, остолбенел, а Муринов повторил рукоприкладство по тому же месту; немец скрылся. Тут только Муринов понял, что он совершил уголовный проступок. Что ему делать теперь? Я в это время жил уже на другой квартире, и вот они, супруги решили идти ко мне советоваться, что им делать. Мой квартирохозяин был почтовый чиновник, вроде нашего разъездного чиновника, сопровождающего почту по железной дороге и не знал хорошенько как поступить в этом случае, чтобы не отсиживать где-нибудь по приговору судьи в случае, если немец пожалуется на обидчика. Но на счастье Муринова в соседней со мной комнате жил студент юрист, который узнавши в чем дело, посоветовал идти сейчас же к мировому судье, не дожидаясь подачи прошения на них и заявить обо всем этом деле. Так они и сделали. Мировой судья жил поблизости от меня. Муриновы отправились к нему, изложивши все дело от начала до конца со всеми подробностями и судья решил, чтобы обидчик заплатил штраф в 15 марок; такое постановление сделано потому, что обиженный не являлся, прошения не подавал, а обидчик сам признавал себя виновным и от ответственности не уклонялся. Конечно штраф был уплачен тотчас же, и дело окончилось. Обиженный уже не мог начинать дело, и Муриновы встретились с ним на крыльце камеры судьи, куда он шел, очевидно, чтобы подать прошение, и если бы подал, то тогда и результаты были бы другие. После этого случая белье в квартире Муриновых больше не сушилось. Обиженный немец величал себя каким-то фабрикантом и очень гордился своим званием, и ему-то побил физиономию заезжий русский.
Свободное копирование
