Воспоминания доктора медицины - 92

Первый санитарный поезд, на котором я ездил, назывался поездом “герцогини Эдинбургской Марии Александровны”, т.е. дочери Александра II и был вполне оборудован на средства Московского Дамского комитета общества Красного Креста. На этом поезде я ездил немного больше месяца, а потом переведен был уже в должность старшего врача на поезд еще не устроенный, того же комитета, который формировался на Смоленской железной дороге; он назывался “поездом великой княгини Александры Иосифовны” потому, что она дала Дамскому Комитету 31 тыс. рублей на его снаряжение. Но откуда она взяла эти деньги? Дело вот в чем. За несколько лет до войны она была с мужем своим Константином Николаевичем в Константинополе, была в гостях у Турецкого султана, который подарил ей на память дорогой бриллиант. По правилам, существовавшим в придворном ведомстве полагалось, что если бы кто-нибудь из членов царской семьи пожелал продать имеющуюся у него драгоценную вещь, он должен был заявить об этом ведомству, которое оценивало вещь и по соглашению с продавцом или выдавало ему деньги, оставляя вещь в кабинете Его Величества, или, если продавец находил, что цена ведомства мала, предоставляло ему право продать вещь в частные руки. Александра Иосифовна продала вещь в частные руки за 31000 рублей и эти деньги отдала Московскому Дамскому Комитету. Вот на эти-то деньги и снаряжался поезд. Служба моя на этом поезде началась со времен перевода моего с Рязанского поезда, т. е. жалованье было увеличено до 400 рублей в месяц, дано столько же подъемных, из которых половина выдавалась тотчас же, а другая через три месяца со дня поступления и кроме того выдавалось по 5 рублей в день суточных ввиду того, что я жил в своей квартире, а не в поезде и должен был питаться на что-нибудь. Каждый день мне нужно было бывать на товарной станции железной дороги, где в мастерских устраивался поезд и проводить там времени не более часа, приходилось бывать и в заседаниях Дамского Комитета. Председательницей Комитета состояла княгиня Надежда Борисовна Трубецкая, урожденная Четвертинская. Заседания эти иногда бывали полны комизма. Так, например, одно из них состояло в том, какие одеяла приобрести для больных (тканевые белые или цветные): решили и тех и других поровну; затем если цветные, то какого цвета: решили голубого и розового; затем с рисунком или без него? Решили без рисунков, т.е. выпуклых узоров. И все эти вопросы дебатировались очень страстно, горячо, чуть ли не с пеной у рта, решались, перерешались и потом поднимались вновь. То же было и с другими подобными вопросами. Например, решался вопрос о том, нужны ли инструменты для операций, которые могут понадобиться в поезде, например для ампутаций. После долгих прений, причем из врачей на заседании был я один, решили инструменты не приобретать, а вечером я получил от Трубецкой телеграмму о том, чтобы возможно скорее приобрести их. На утро, перед уходом из дома, вновь от нее телеграмма - если инструменты не приобретены, то и воздержаться от покупки их. Так в течении четырех дней шесть телеграмм попарно противоречивых друг другу. После шестой телеграммы я решил сам купить инструменты и счет из магазина послать Трубецкой для оплаты. Тем дело и кончилось. Мне же поручено было подобрать и помощников и фельдшеров. Вместо последних я взял студентов медиков, перешедших на 5-й курс - С.А. Альфонского и Д. Языкова и еще одного, который почти насильно втерся к нам, звали его Виктор Никитич, а фамилию я забыл. Уполномоченным был какой-то генерал Давыдов, заведовавший казенными лесами Московской и Тверской губерний; заведующей женским персоналом была жена присяжного поверенного Соловьева; она же была и казначеем поезда. Сестер милосердия полагалось на поезд 36 особ, но я их не видел ни одной до самого отхода поезда из Москвы на юг. Нам говорила Трубецкая, что в. кн. Александра Иосифовна желает видеть наш поезд и просит сообщить ей, когда он будет совершенно готов.

Настало время, когда поезд был вполне оборудован и ждали часа выхода его на дело, но вместо приезда вел. княгини получилась телеграмма, что она, вел. княгиня желает, чтобы поезд прибыл к ней на станцию Тосно (50 верст от Петрограда), где она осмотрит его. Через 4 часа назначен был выезд из Москвы. За это время нужно было известить всех служащих, что через 4 часа выезжаем, чтобы все были в полном сборе. Хлопот было много, но все дружно принялись уведомлять друг друга и собрались полным составом. Поезд должен был по расписанию, сперва данному, прибыть в Петербург через двое суток, т.е. должен был идти медленно, а у меня в это время был больной, которого я не успел еще передать какому-нибудь из надежных врачей и потому задержался на сутки в Москве. У меня в руках была чековая книжка с железнодорожными билетами I-го класса. С этой книжкой я мог садиться бесплатно в любой поезд. Я так и сделал, что на следующий день поехал с курьерским поездом в Петербург, где-то обогнал наш санитарный поезд ночью и потому не перешел на него, а проехал прямо в Петербург. Здесь я думал увидаться с братом Алексеем, но не застал его дома, а придя в гостиницу, в которой остановился, нашел у себя записку Давыда Андреевича Крюгера (управляющего Смоленской дороги), что наш поезд доехал лишь до Тосно, где его смотрела вел. княгиня и вернется в Москву для дальнейшего следования на юг. Я конечно поспешил выехать в Тосно и там часа через 2-3 встретил наш поезд.