В декабре 76 года я подал в факультет прошение о том, что бы мне разрешили держать экзамен на степень доктора медицинских наук и представил свои бумаги; разрешение было дано на срок январь-февраль. Тогда было такое правило, что все теоретические экзамены должны были сдаваться в течении шести недель по пятницам во время факультетских занятий. Мне выдан был из канцелярии факультета экзаменационный лист, с которым нужно было подходить к профессору, у которого экзаменуешься.
На первый раз, 16 января, назначались экзамены у Шереметьевского (физиология) и у Булышевского (медицинская химия). По химии я подготовился довольно плохо и думал отложить на следующий срок, но тут помог мне случай довольно оригинальный, а именно, начавшийся где-то недалеко от университета пожар, о чем письмоводитель громко заявил факультету, когда я кончал уже экзамен по физиологии; факультет тотчас окончил занятия и мне роковым образом пришлось отложить химию до другого раза. Начало было недурное, оно будто бы в мою сторону, но что будет дальше? Посмотрим. Но и дальше, как потом оказалось, дело шло хорошо; меня только пугал Матюшенков с своими какими-то архаическими воздействиями на болезненные процессы, подлежащие ведению хирургии и его необычайная грубость, на которую я заранее решился отвечать тоже грубостью, хотя это и не было в моих привычках. Но, к удивлению моему, он на этот раз был человеком обыкновенным, спросил меня давно ли я окончил курс и где я жил, чем занимался. Я отвечал ему, что служил по Земству и приехал сюда затем, чтобы пополнить знания и не терять времени напрасно, приступил к экзамену на доктора. У него для всех экзаменующихся всегда были печатные билеты - вопросы. Он возил их с собой на все экзамены, так было и теперь. Он разложил их передо мной: я вынул два билета: первый из них болезни десен, второй - болезни зубов. Об этом он никогда не читал на своих лекциях и не слыша от меня еще ни слова - записал вопросы в экзаменационный мой лист. Я все отвечал, что можно вообще о болезнях десен, главным образом о воспалении надкостницы или флюсах; он все время молчал и не сказавши ни одного слова написал “удовлетворительно” и на прощание даже пожал руку. Экзамен для меня этот был настолько легок, до поразительности легок, что я невольно подумал, что все страхи мои были совершенно напрасны и разговоры о трудности экзамена у Матюшенкова неосновательны. Я не пошел домой, а поехал на извозчике для ускорения прибытия и первым делом порвал все заметки и конспекты по теоретической хирургии и их набралось столько, что обрывками засыпало почти весь пол в комнате. Тут я с облегчением вздохнул, что сдал уже все и почувствовал такое утомление, какого давно не испытывал; очевидно все время перед тем я был в приподнятом возбужденном состоянии, которое теперь улеглось благодаря тому, что причина его миновала. К следующему экзамену я совершенно не готовился и сразу сдал у Мина (Судебная медицина), у Нейлинга (Медиц. позиция), у Найденова ( болезни кожи), у Снегирева ( женские болезни), у Шиловского (детские болезни) и Макеева (акушерство), и еще что-то. Словом, осталась одна фармакология у Соколовского, за которую я и засел, и химия брожения от I-го заседания. Но справиться с обоими этими видами было трудно; химия - совершенно новый для меня предмет, а постигнуть фармакологию, или, в устах Соколовского, отрицательную науку, еще мудренее, я уже раньше говорил почему это было.
Свободное копирование
