Морозы и снега прежних зим
Расскажу здесь же и о бывавших метелях. Как пример сильной метели, могу сообщить следующее. Зимой на 72-й год я жил в Путятине; квартира у меня состояла из двух комнат в том же доме, в котором помещалась больница, т.е. на том же месте, на котором стоит и теперешняя больница. Я возвращался домой со стороны Малышева часов около 5 вечера и был настолько близко от дома, что уже видел путятинские мельницы. Вдруг поднялась метель, настолько сильная, что нельзя было отчетливо видеть дугу у лошади. Ветер был порывистый, переменчивый и сбивал с толка. Скоро мы потеряли из вида мельницы и начали путаться по дороге. Помнили, однако же, что налево от нашей дороги были большие овраги, а направо мы могли попасть в Глебово или на большую дорогу, ведшую из Глебова в Путятино, обсаженную, хотя и не часто, большими деревьями (ветлами). Но мы не нашли никаких ветел, никакого признака жилья, а продолжали все плутать. Скоро совсем стемнело, а буря все продолжалась, и снег не переставал. Долго мы ездили так и пробовали не править лошадьми, надеясь, что они сами как-нибудь по инстинкту найдут дорогу или пойдут к жилью, но и это не помогало: лошади скоро останавливались, очевидно, они были уже утомлены. После долгой езды мне удалось кое-как зажечь спичку и посмотреть на часы - оказалось уже 11 часов. Что же делать дальше? Мы решили заночевать в поле, для чего нужно было распрячь лошадей, перевернуть вверх дном сани (они были с высокой спинкой) и поочередно залезать туда отогреваться, а другой - чтобы сидел снаружи и берег лошадей от волков. Так и сделали, но лишь перевернули мы сани, как вдруг около них оказались мои собаки (Джон и Бисмарк), привлеченные звуком нашего колокольчика, который стал звонить во время отпрягания лошадей потому, что с него стряхнулся снег, набившийся и на него. И на этот-то звук, знакомый собакам, они и прибежали, так как привыкли уже встречать меня далеко от квартиры, когда я возвращался домой. Собаки будто поняли наше жалкое положение и пошли впереди нас на 5-6 шагов, обе рядом, как путеводители. Едва мы прошли шагов 50-60, как увидели и деревья, а позади них и огонек; собаки бежали на огонь. Оказалось, что этот огонь был в нашей же больнице, в аптеке, стало быть, за стеной у меня, а расположились мы ночевать против самой больницы, стало быть, от нашего крыльца в расстоянии не более 100 сажен. Благодаря чутью и хорошему слуху собак мы были спасены.
Той же зимой, недели через две после описанного случая, прислал за мной лошадей Федор Васильевич Протасьев, живший на Углу (там, где теперь имение Бер). Я поехал туда, как и тогда, часов около пяти, потому что это была среда, базарный день, и, стало быть, много амбулаторных больных. Со мной ехал фельдшер Павел Иванович Кочетков, живший в Строевском, и кучером был тоже строевский уроженец, человек уже немолодой. Мы увидели уже огоньки в Беровском доме, но вдруг все потемнело, поднялась вьюга и мы сбились с дороги. Ездили, ездили и приехали обратно в Путятино. Все мы, т.е. кучер и я, а особенно фельдшер Кочетков, были поражены и никак не могли понять, где мы свернули обратно. Но делать нечего, нужно было попасть на Угол. Поехали опять на Строевское - и опять попали в Путятино. И только после третьего разу благополучно доехали до Строевского, а потом уже без всяких приключений добрались и до Угла, где давно беспокоились уж за нас.
Был еще случай, когда один сомовский мужик - Нефед Петров. Чумалин, едучи из Глебовского волостного правления, отстоящего в двух верстах от Сомова, сбился с дороги вечером, вышел из саней и пошел искать дорогу, но не нашел ее и потерял лошадь. После долгого блуждания по колена в снегу попал на огонек в нашей кухне (мы ушли тогда в дом Стурм, где теперь огородники), постучался в окно, и наша прислуга приняла его. Назавтра оказалось, что у него совершенно обморожены пальцы на обеих руках. Положили его в больницу, и пришлось вылущить все (кроме большого на правой руке) пальцы. Потом он попался в краже, уже не первой, судился и попал в Сибирь на поселение.