Путятино и его обитатели
Теперь пора перейти к описанию самого Путятина. Это довольно большое село, лежащее в котловине из глинистых и песчаных возвышений вокруг него; по всем окрестностям его - всюду овраги; в некоторых оврагах есть ничтожные ключи хорошей холодной воды, а чаще - они совершенно сухие, лишенные всякой растительности. В нем есть река Ворша, текущая из ключей, но маловодная, и все же на ней была когда-то построена мельница, теперь уже не существующая, от плотины которой остались лишь отдельные столбы, одиноко торчащие, точно подгнившие зубы у старика во рту. Село это старинное, что видно уже из того, что в нем три церкви, из которых одна построена бывшим владельцем села князем Пожарским, стало быть, вскоре после 1612 года. Всего в селе более 3000 душ. Оно делится без резких границ на две половины: одна - казенные крестьяне, так называемые “экономические”, другая - бывшие помещичьи. Количество земли надельной не одинаково у обеих половин: помещичьи получают по 1,5-2 десятины на душу, а у экономических - по 16 десятин; но разница в том, что бывшие крупные помещики владели землей, смежной с их деревнями, а у экономических - она за 12-15 верст от села, что, конечно, неудобно относительно удобрения и уборки урожая. Такая хорошая, отдаленная земля (Грани) находится недалеко от сел Песочня и Летники и никогда не удобряется.
Помещичьи земли принадлежали графине Ритч и Стурм. Ритч какими-то судьбами унаследовала землю от Пожарского, никогда не была здесь, жила постоянно при станции Раменское по Московско-Рязанской железной дороге. Она распродала всю землю отдельными участками с оригинальным условием, а именно: покупатель должен ежегодно уплачивать ей довольно крупную сумму до конца ее жизни, делается как бы дорогим арендатором, а после ее смерти, так как у нее не было никаких наследников, имение поступает в собственность покупщика. Ввиду ее преклонного возраста, некоторые соблазнились этими условиями и порядочно поплатились, потому, что она пережила их, а всего она прожила 104 года. Один из покупателей, однако, пережил старуху - это был генерал Аверкиев, служивший, кажется, полицмейстером в Москве. Может быть, я говорю и неверно, но помню хорошо, что он смахивал на полицейского. Я познакомился с ним лишь на второй год моего приезда, когда он сделал мне визит, а я возвратил визит и обедал у него, познакомился с его женой, какой-то забитой, сосредоточенной особой, молчальницей. Звали ее Наталья Кирилловна, из рода Нарышкиных или Коновницыных. У них был очень красивый дом, деревянный, содержимый в полном порядке и чистоте, а еще лучше был роскошный сад, спускавшийся к речке. Дом и сад были в стороне от села. Ездил Аверкиев, конечно, в коляске “парой в дышло”. На дворе был цветочник, посреди которого стоял высокий шест, выкрашенный казенной краской, т.е. белой и черной, а между ними - оранжевой краской, введенной в употребление Павлом I и особенно распространенной Аракче-евым. На шесте поднимался русский флаг в то время, когда генерал был дома. В беседе с генералом было что-то давящее, гнетущее, невольно хотелось молчать, а не высказываться, да и он-то сам был не особенно говорлив, как оказалось потом - под влиянием сахарной болезни, от которой он и умер в скором времени. Я был у него в Путятине всего один раз, а другой раз в Москве, где он жил постоянно, лишь в деревню приезжая на лето, на дачу. Но и в Москве было не лучше деревенского, та же тоска, та же придавленность. Кроме этого, я не могу сказать ничего больше.