Интересной фигурой был профессор психиатрии Сергей Сергеевич Корсаков, один из основоположников русской психиатрии, в частности земской, создавший новую клинику с системой открытых дверей для самых беспокойных душевнобольных. Его лекции с демонстрацией больных были исключительно интересны. Это была боевая натура, большой общественник. В политическом отношении он после Эрисмана был самым левым из профессоров-медиков. Он страдал болезнью сердца и умер в возрасте сорока двух лет (в 1900 г.). Ведущей клиникой пятого курса была госпитальная терапевтическая клиника, руководимая профессором А. А. Остроумовым. Вторая медицинская звезда после Захарьина в Москве, его младший современник и ученик, он был, в общем, его последователем и продолжателем, что не мешало ему быть с Захарьиным на ножах как в личных, так и в общественных взаимоотношениях.
У Остроумова в клинике была совсем другая атмосфера, чем у Захарьина; со стороны профессора клинике уделялось гораздо больше внимания, а ассистенты и ординаторы отдавали много внимания занятиям со студентами. Итти в ординаторы к Остроумову не считалось зазорным, как это было по отношению к Захарьину, и состав его ординаторов был гораздо выше захарьинского как в научном, так и в общественном отношении. Попадались среди них и лица, настроенные революционно; таким был, например, доктор Н. А. Кабанов, примыкавший тогда к народовольцам, впоследствии профессор и автор многих научных работ и популярных медицинских книг.
В общем, в мое время медицинское образование было в Москве поставлено неплохо, но большими недостатками преподавания были его преимущественная установка на частную практику, почти полное игнорирование вопросов профилактики, социальной гигиены, общественной медицины. Эти недостатки со стороны студенчества, настроенного преимущественно народнически (до середины 90-х гг.), восполнялись до некоторой степени чтением литературы и каникулярной работой в земских больницах, часто под руководством известных земских врачей. В результате недурно построенная учеба плюс идеи "служения народу", "отдания долга народу" создавали тип земского врача, преданного своему делу, достаточно квалифицированного нечасто специализировавшегося постепенно в какой-либо отрасли медицины, не понижая своего универсализма. Об этом типе мне придется еще говорить впоследствии.
Между прочим из нашего выпуска (1893 г.) вышло впоследствии немало профессоров медицины.
Этот расцвет медицины, который я обрисовал выше, являлся одной стороной общего подъема русской культуры в 60-х годах. Этот период характеризуется расцветом литературы -- Лев Толстой, Тургенев, Гончаров, Салтыков-Щедрин, Успенский, Помяловский, Решетников и ряд других; публицистики -- Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Писарев; живописи -- Крамской, Перов, Суриков, Репин и другие "передвижники"; музыки -- Мусоргский, Бородин, Чайковский, Римскта-Корсаков, Цезарь Кюи ("могучая кучка"); науки -- Менделеев, Бутлеров, Тимирязев, Сеченов, Мечников, братья А. О. и В. О. Ковалевские, М. М. Ковалевский, П. Г. Виноградов, Ключевский и многие другие.
В начале 60-х годов несколько молодых врачей были посланы за границу для занятий. Европейские биологические науки, и в частности медицина, переживали в это время период коренной ломки. Работы Дарвина, Пастера, Вирхова произвели переворот в естествознании и медицине. Русские молодые естественники и врачи приобщились к этому живому научному движению. Из их числа и вышли вышеприведенные светила медицины. Реакция 80-х годов и следующих за ними угнетающе действовала на все стороны культурной жизни, в том числе и на университетскую науку: наиболее выдающиеся профессора, согласно вышеприведенному деляновскому принципу, удалялись постепенно из университетов -- Менделеев, Тимирязев, Ковалевский, Виноградов, Муромцев, Эрисман; другие деградируют; на смену более талантливым идут менее талантливые: Бабухина сменил Огнев, Склифасовского -- Спижарный, Корсакова -- Сербский и т. д., а равных Захарьину, Остроумову, Филатову, Эрисману некого назвать. И понятно, почему: наиболее талантливые, инициативные студенты участвовали в революционном или по крайней мере студенческом движении, исключались, превращались в "неблагонадежных" и не могли быть поэтому оставлены при университете для подготовки к профессорскому званию; другие просто не хотели итти в услужение и холопствовать у разных Захарьиных; евреи, будь они хоть семи пядей во лбу, не оставлялись совсем при университете и не допускались к занятию профессорских кафедр.
И чем дальше, тем хуже: в 1911 году министр "народного просвещения" Кассо производит радикальную "чистку" профессуры, которая вызывает протесты и массовый уход из университета всей прогрессивной профессуры. Медицинская наука, изгоняемая из университетов, находит порой приют в городских и земских самоуправлениях: там, в городских и земских больницах, вырабатываются выдающиеся хирурги, терапевты, санитарные врачи, невропатологи (Вейсброд, Обух, Хрущев, Тезяков, Сысин, Кащенко, Яковенко и ряд других). Только при советской власти все выдающиеся врачи, независимо от их национальности, привлечены к научной, лечебной, профилактической и широкой общественной медицинской работе; выдвигаются из низов новые, молодые таланты, создается множество научно-исследовательских институтов во главе со Всесоюзным институтом экспериментальной медицины (ВИЭМ). Медицинские институты для подготовки врачей растут численно и привлекают в свои стены студентов из рабочих, крестьян и интеллигенции всех национальностей, населяющих Советский Союз, преподавание в них ставится на правильных основаниях. Положение врачей и постановка медицинского образования коренным образом улучшаются после исторического выступления товарища Сталина на семнадцатом съезде партии. Пристальное внимание партии и правительства обращено на фронт медицины, -- при этих условиях быстрый рост и пышный расцвет советской медицины обеспечены.