Через семь дней нас стали вызывать и объявлять приговоры. Всего было исключено из университета и выслано из Москвы человек сто. Остальные отделались дисциплинарными университетскими взысканиями и остались в университете.
Меня на этот раз большие репрессии миновали.
Студенческие волнения всколыхнули всю массу студенчества. Получив первое боевое крещение и сплотившись в тюрьме и во время высылок, студенты стали более интенсивно работать на общественной арене
Эти волнения всколыхнули немного и либеральные слои общества. Пошли сборы в пользу арестованных и высланных. Денег было собрано немало.
Эти студенческие волнения можно считать первым всплеском волны нового общественного подъема, пришедшего на смену реакции 80-х годов. Этот подъем особенно усилился, когда через некоторое время выступил новый класс -- пролетариат, который вскоре стал гегемоном революционного движения.
Интересно отметить, что среди сидевших в это время в Бутырках были следующие студенты, впоследствии ставшие большевиками: А. Н. Винокуров -- бывший председатель Верховного суда СССР, И. С. Вегер -- видный большевик, И. А. Давыдов -- ныне профессор, коммунист, и, наконец, автор этих строк.
После окончания волнений перед союзным советом землячеств, сильно потрепанным после арестов и высылок, встал вопрос о посылке делегации на всемирный студенческий конгресс, назначенный во Франции, в Монпелье, по случаю шестисотлетия университета в этом городе. Выбор нал на ^ А. И. Добронравова и еще одного студента.
На съезде оба представителя выступили с речами, в которых развернули картину политического гнета, царившего в России над университетами, и запрещения каких бы то ни было студенческих организаций. По приезде в Россию оба были исключены из университета за свои выступления на съезде. Добронравов поехал в третий раз в Нижний и жил там, как и прежде, перебиваясь уроками. Весной 1891 года он внезапно заболел туберкулезом уха, с уха болезнь перешла на мозг, и через несколько дней Добронравов умер.
Мне в качестве представителя нижегородского землячества пришлось хоронить его и говорить на могиле речь. Незадолго до смерти он сблизился с кружком нижегородских марксистов, о котором я скажу ниже.
Я уверен, что, останься он жить, при его уме, боевой натуре и пролетарской психологии, из него вышел бы марксист-большевик.