На следующий день привели еще группу -- человек семьдесят. В этот же вечер администрация тюрьмы вызвала -- сначала Сапожникова, а потом еще человек пять-шесть из проявивших себя наиболее активно (Антоновича, Аргунова, Вегера и еще кого-то).
Помню, Вегера на руках с пением донесли до двери. Вызванные больше не явились обратно, их поместили где-то отдельно. Это тяжело повлияло на оставшихся: были взяты от нас наиболее активные и революционно настроенные люди. Масса оказалась без вождей, к которым она успела уже привыкнуть и которых успела полюбить. Настроение на другой день как-то упало, разбилось на течения. Выдвинулись новые лидеры, настроенные более умеренно. Политический уровень выступлений был снижен.
В Бутырках мы просидели семь дней. Все эти семь дней прошли в нескончаемых собраниях, спорах, беседах, которые продолжались далеко за полночь. Люди сблизились, узнали друг друга. Заведено было много знакомств, связей, которые потом пригодились в дальнейшей общественной и революционной работе. Правительство невольно сделало хорошее дело, собрав вместе в тюрьме более пятисот политически активных студентов и предоставив им возможность беседовать, знакомиться, влиять друг на друга и организоваться. На воле ничего подобного не удалось бы сделать. Арестованные прошли краткосрочный курс политического обучения.
Следует отметить, что на этих собраниях не было ни одного марксистского выступления: марксизм еще не выявился на московской общественной арене. Это произошло на полтора-два года позже.
Кроме бесед и собраний, устраивались и развлечения -- пение хоровое и сольное, декламация, рассказывание анекдотов, игры, вплоть до чехарды.