В октябре умер в Саратове великий русский социалист Н. Г. Чернышевский. Союзный совет московских землячеств решил по этому случаю организовать демонстрацию; для этой цели была использована форма церковной панихиды. По зову союзного совета собрались четыре-пять сотен студентов на панихиду, заказанную "по рабу божию Николаю" в церкви Дмитрия Солунского, которая помещалась на Тверском бульваре, на углу Тверской улицы (теперь улица Горького). После панихиды "молящиеся" вышли из церкви и пошли по Тверскому бульвару (теперь Пушкинскому) и Никитской по направлению к университету с пением "Вечная память" и "Вы жертвою пали". Подойдя к университету, обратились с просьбой к инспекции открыть университетскую церковь и отслужить в ней панихиду. Надеялись собрать здесь большую массу студентов. Но инспекция разрешения не дала, и на этом демонстрация закончилась.
На похороны Чернышевского в Саратов был послан союзным советом делегат от московского студенчества для возложения венка на гроб. Делегатом был представитель нижегородского землячества А. В. Второв, который с успехом выполнил свое поручение и сказал речь на могиле.
По случаю смерти Чернышевского в "Русских ведомостях" была помещена статья, в которой говорилось, что хотя Чернышевский и был государственный преступник, но он своими долговременными страданиями искупил свою вину. Эта статья возмутила радикальное студенчество, и в редакцию газеты была отправлена делегация с протестом против этой статьи. В редакции сказали, что редакция иначе поступить не могла: газета имела уже предостережения, и ей было объявлено, что ее закроют при первом прегрешении. Была дилемма, чтобы сохранить газету: или ничего не сказать про Чернышевского, или сказать то, что было в этой статье. Редакция выбрала второе.
В этом году у студенчества была большая потребность в демонстративных выступлениях и пользовались для этого всякими предлогами. Шел большой спор, не использовать ли для этого панихиду, которая традиционно служилась по Александру II в день его восшествия на престол 19 февраля, совпадающий с годовщиной подписания манифеста об освобождении крестьян. Многие считали, что предлог был уж слишком неудачный. Не помню, состоялась ли эта демонстрация; я по крайней мере не ходил на эту панихиду.
В эту зиму в Москву часто приезжал и жил Сабунаев, народоволец, привлекавшийся по делу Лопатина в 1884 году, бежавший из ссылки и живший нелегально. Он задался целью восстановить организацию "Народной воли" и создавал группы в Москве, Ярославле, Костроме, Нижнем и других городах. Меня познакомил с ним Второв, деятельно работавший в сабунаевской группе. Сабунаева я видел и беседовал с ним несколько раз. Он любил напускать на себя большую таинственность и конспиративность. Мне он как-то мало импонировал, казался (несравненно мельче Заичневского. Я в эту организацию не вошел, оказывал ей только разные конспиративные услуги.
Осенью 1890 года Сабунаев, а с ним и все участники его группы были арестованы, в том числе и А. В. Второв {А. В. Второв сидел по этому делу в доме предварительного заключения и в "Крестах" около двух лет. После окончания срока поселился в Нижнем, где принял опять участие в группе народовольцев, поставившей себе целью пропаганду среди рабочих. Группа провалилась летом 1896 года. Отбыв тюремное заключение по этому делу, он вновь поселился в Нижнем и больше уже не принимал участия в революционном движении, жил частными уроками и умер от туберкулеза в 1924 году.}. Организация была в корне разрушена. Это была последняя попытка возродить "Народную волю", как всероссийскую организацию.
Отмечу еще знакомство с П. Ф. Николаевым. Он отбыл каторгу и ссылку по каракозовскому делу. Не имея права жительства в Москве, он жил под Москвой, в городе Рузе, часто наезжая в Москву. Николаев в то время увлекался американским социологом Лесли Уордом; большую статью с изложением его теории он поместил в журнале "Русская мысль". Поместил также статьи об "Экономическом материализме" и о Лафарге. В политическом отношении это был живой и активный человек. Я присутствовал на одном докладе П. Ф. Николаева о Чернышевском, организованном студентом-народовольцем М. И. Молчановым (потом известный профессор-невропатолог) в классе городского училища (у Триумфальных ворот), в котором учительницей была его невеста. Николаев был на каторге вместе с Чернышевским, и его доклад был посвящен воспоминаниям о совместной их жизни на каторге, а также характеристике значения Чернышевского.
Николаев во всех своих высказываниях развивал мысль о необходимости всем оппозиционным и революционным направлениям слить свои силы и сосредоточить их на одном пункте -- свалить самодержавный режим, добиться конституции. Это был господствующий лозунг момента среди радикальной и либеральной интеллигенции {Я говорю здесь, конечно, о тех кругах интеллигенции, чрезвычайно малочисленных в то время, в которых еще сохранялись политические интересы.}. В этом духе издавался нелегальный журнал того времени "Самоуправление", в 1888 и 1889 годах его вышло четыре номера. Николаев принимал деятельное участие в "Самоуправлении". В 1894 году на этой платформе образовалась "партия народного права". Николаев вместе с Натансоном были главными организаторами этой партии, которая просуществовала, правда, очень короткое время и была вскоре разгромлена без остатка.
Заичневский, Сабунаев, Николаев -- это все были "последние могикане" старой революционной рати. Они делали последние попытки возродить движение на старой, утопической основе, но время для них прошло, и попытки эти были обречены на неудачу.
Наступала новая эпоха, нужны были новые люди, новые идеи, новые методы работы, базирующейся на иной классовой основе. Мы инстинктивно чувствовали, что старое уже мертво, но нового, живого, идущего ему на смену, мы еще не видели, не понимали.
Чтобы закончить характеристику моих связей в эту зиму, упомяну еще о кружке толстовцев. Это были студенты братья Н. В. и В. В. Черняевы; у них я познакомился с Новоселовым и Анохиным -- виднейшими толстовцами того времени. У Черняевых бывал и Л. Н. Толстой, но мне не пришлось его встретить у них; я его нередко видел только на улице: бодрого и с виду сердитого старика, в высоких сапогах, в простом пальто и картузе. Черняевы занимались в это время изданием на гектографе сочинения Толстого "Крейцерова соната". Она была запрещена, и печатать ее было преступлением, за которое братья Черняевы и были вскоре арестованы. Они оба кончили потом самоубийством.
Новоселов впоследствии стал противником Толстого и черносотенцем, а Анохин был потом тульским городским головой, октябристом.
Свободное копирование
