После отъезда Заичневского я познакомился еще с несколькими лицами из его группы: с кружком юнкеров из Алексеевского юнкерского училища, с Леонидом Петровичем Арцыбушевым -- служащим в каком-то коммерческом деле, великим фантазером; у него был брат -- Василий Петрович, друг Заичневского, впоследствии известный социал-демократ большевик, умерший в Уфе в первые дни после Февральской революции; я много слыхал о нем, как о выдающемся революционере, но уже не пришлось лично встретиться с ним. Познакомился еще с сестрами Русановыми; они были из Орла, родины Заичневского, и в их семье был настоящий культ Заичневского. Их брат Русанов был в это время эмигрантом-народовольцем, в свое время тоже был "якобинцем". Бывал я несколько раз у Орлова и его товарища Троеперстова в Хамовнических казармах. Покупали ведро пива и подолгу, до поздней ночи, беседовали за пивом! в помещении "писарской команды" с писарями, товарищами Орлова по службе. Но как-то ничего определенного не получилось из этих бесед.
Идеи Заичнезского, его стройная схема создания централизованной революционной партии, захват власти, социалистический переворот -- все это было грандиозно. Но где реальные силы для этого? Кружок юнкеров, Арцыбушев, сестры Русановы, да и вся студенческая молодежь того времени не очень, импонировали и казались мало пригодными для такого великого дела; появлялось сомнение в реальности надежд на успешную революцию, опираясь на эти силы... Я поддерживал связь с группой, но не примкнул к ней всецело, не считал себя ее членом.
Начинания Заичневского и на этот раз кончились быстрым и полным провалом. Этой же весной, в мае, перед моим отъездом в Нижний на каникулы, ко мне зашел Орлов и сообщил, что арестован Заичневский и много других лиц; возможно, что меня и Пискунова вызовут на допрос, и он нам дал совет, что показывать на допросе: признать случайное знакомство с Заичневским через Орлова, но отрицать конспиративный характер этого знакомства. Подавленный этим известием, я уехал в Нижний...
Отмечу еще, что многие заичневцы впоследствии сделались большевиками. Я уже упоминал о двух -- В. П. Арцыбушеве и М. П. Ясеневой-Голубевой; упомяну еще об А. И. Орлове, который тоже впоследствии стал большевиком и умер как герой, расстрелянный белыми 28 апреля 1918 года вместе со своим отрядом красных казаков, вышедших из Ростова-на-Дону в экспедицию под командой казака Подтелкова против белых казаков. Эта казнь описана во втором томе романа Шолохова "Тихий Дон", где приведен полный список всех расстрелянных и повешенных в этот день. Там значится и фамилия старого большевика Орлова, ошибочно названного не Александром, а Алексеем.
Оценивая теперь ретроспективно идеи Заичневского, полагаю, что в них следует признать отражение крестьянского движения начала 60-х годов, той революционной ситуации, которая сложилась тогда, а также идей французского утопического социализма (бланкизма); в них было то здоровое революционно-демократическое ядро, о котором Ленин говорил такими словами: "...марксисты должны заботливо выделять из шелухи народнических утопий здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма крестьянских масс" {В. И. Ленин, Соч., т. XVI, стр. 166.}.
В свое время основоположники научного социализма отнеслись с интересом к прокламации Заичневского:в брошюре, написанной Энгельсом и Лафаргом при участии Маркса "L'alliance de la Démocratie socialiste", вышедшей в 1873 году, они назвали прокламацию "Молодая Россия" манифестом русской радикальной партии и отметили, что "этот манифест давал точный и ясный ответ о внутреннем положении страны, состоянии различных партий, о положении печати и, провозглашая коммунизм, признавал необходимость социальной революции" {Б. П. Козьмин,"П. Г. Заичневский и "Молодая Россия", стр. 127--128, изд. Политкаторжан, 1932 г.}. Но эти идеи Заичневского в обстановке реакции конца 80-х годов, когда не было массового революционного движения, представляли из себя чистейшую утопию, только отвлекавшую революционно настроенную молодежь от поисков реальных путей к подъему революционного движения.